Лесков Николай - Соборяне [Максим Доронин, 2011, роман-хроника, 128]

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Гроза как быстро подошла, так быстро же и пронеслась: на месте черной
тучи вырезывалась на голубом просвете розовая полоса, а на мокром мешке с
овсом, который лежал на козлах кибитки, уже весело чирикали воробьи и смело
таскали мокрые зерна сквозь дырки мокрой реднины. Лес весь оживал;
послышался тихий, ласкающий свист, и на межу, звонко скрипя крыльями,
спустилася пара степных голубей. Голубка разостлала по земле крылышко,
черкнула по нем красненькою лапкой и, поставив его парусом кверху, закрылась
от дружки. Голубь надул зоб, поклонился ей в землю и заговорил ей печально
"умру". Эти поклоны заключаются поцелуями, и крылышки трепетно бьются в
густой бахроме мелкой полыни. Жизнь началась. Невдалеке послышался топот:
это Павлюкан. Он ехал верхом на одной лошади, а другую вел в поводу.
- Ну, отец, живы вы! - весело кричал он, подъезжая и спешиваясь у
кибитки. - А я было, знаете, шибко спешил, чтобы вас одних не застало, да
как этот громище как треснул, я так, знаете, с лошади всею моею мордой оземь
и чокнул... А это дуб-то срезало?
- Срезало, друг, срезало. Давай запряжем и поедем.
- Боже мой, знаете, силища!
- Да, друг, поедем.
- Теперь, знаете, легкое поветрие, ехать чудесно.
- Чудесно, запрягай скорей; чудесно.
И Туберозов нетерпеливо взялся помогать Павлюкану.
Выкупанные дождем кони в минуту были впряжены, и кибитка протопопа
покатила, плеща колесами по лужам колеистого проселка.
Воздух был благораствореннейший; освещение теплое; с полей несся легкий
парок; в воздухе пахло орешиной. Туберозов, сидя в своей кибитке, чувствовал
себя так хорошо, как не чувствовал давно, давно. Он все глубоко вздыхал и
радовался, что может так глубоко вздыхать. Словно орлу обновились крылья!
У городской заставы его встретил малиновый звон колоколов; это был
благовест ко всенощной.