(Art-Rock/Medieval/Post-Punk) Казма-Казма - 1991-1994, MP3, 192-256 kbps

1. Оратория «Петр» (6:16)
2. Вильгельм-баллада (5:24)
3. Симфония № 1. «Старость» (4:54)
4. Симфония № 2. «Сирень» (3:31)
5. Падуан «Ласточка» (7:44)

1. Оратория "Петр" (5:47)
2. Вильгель-баллада (5:50)
3. Симфония № 1. «Старость» (5:00)
4. Щучий наигрыш (3:32)
5. Симфония № 2. «Сирень» (3:08)
6. Падуан «Ласточка» (7:14)

13 треков. Трек-листа, к сожалению нет

1. Untitled
2. Untitled
3. Untitled
4. Untitled
5. Untitled
6. Untitled
7. Untitled
8. Untitled
9. Untitled
10. Untitled
11. Untitled
12. Untitled
13. Untitled

Необычный состав инструментов этого харьковского рок-оркестра уже изначально вызывал немалый интерес и настраивал на нечто непривычное. Флейта, валторна, труба, фагот, рояль. Плюс ударные и электрогитара.
Размалеванный гитарист являл собой смутный синтез юного дьявола и служанки из одноименного спектакля Виктюка. Программа «Пляски трубадуров», исполняемая этим экзотическим септетом, представляла смелое сочетание танцевальных мелодий эпохи Возрождения, отголосков симфонических экспериментов Стравинского и полиритмических приемов играющей арт-металл группы Meacon Delta. Весь этот «Декамерон-рок» критики называли то «элегантной вакханалией средневековья», то «безумными танцами, покрытыми пеной эпилепсии». «Мы играем музыку тех времен, когда по всей Европе гуляла чума, а люди все равно танцевали», - анонсировал выступления группы ее лидер Евгений Ходош.
Вся получасовая программа «Казмы-Казмы» была выстроена на контрастах. Европейский маскарад средневековья («Старость») соседствовал с минималистским фолк-панком («Оратория «Петр»), а романтичная «Симфония «Сирень» органично уживалась с исполняемым в духе раннего «Аукцыона» «Щучьим наигрышем».
«Над остинатной электрогитарно-барабанной ритм-секцией повисли воздухоплавательные объекты - труба и валторна, - вспоминает Ходош, который помимо пения и игры на гитаре был автором всех композиций. - В нижнем регистре игралось фаготиссимо, в верхнем активно пританцовывала флейта. Связующую функцию выполнял рояль в маске перкуссиониста».
Бас-гитара в «Казме-Казме» отсутствовала как класс. Эпицентр этого пира во время чумы составляли две гениальные сюиты - «Падуан «Ласточка» и «Вильгельм-Баллада». Последняя - типичная сказка, сродни тем, которые рассказывали в средние века кочующие из города в город трубадуры: «Из дальних походов Вильгельм шел домой/Громко скрипя деревянной ногой/Оставив немало дорог за спиной/Вильгельм возвращался ни мертв, ни живой...»
Тексты «Казмы-Казмы» напоминали стилизованную под мадригалы и сонеты поэзию футуристического мифотворчества, сдобренную ударными дозами дадаистской иронии. Не чужд был Ходошу и символизм. Так, сюжет психоделически монотонной «Ласточки» состоял в том, что домашнему Петуху предлагается «улететь птичкой-ласточкой» в «край далекий», поскольку «ты же не шавка какая-то, ты же Петух!». Мечта о воле находит свое воплощение в запоминающемся припеве: «Лети, чтобы услышал весь мир хлопки твоих крыльев/Лети, улетая птичкой-ласточкой». Завершается этот манифест свободного полета монументальным «Чтобы услышал весь мир/Чтобы услышал весь мир...»
Как гласит история, во время дебюта «Казмы-Казмы» весной 91-го года звукооператор за пультом нервно курил сигарету за сигаретой, а по окончании действа, выдержав театральную паузу, спросил у продюсера Сергея Мясоедова: «Ты мне скажи только одно: где ты их всех берешь?» Хороший вопрос.
Идеолог «Казмы-Казмы» Евгений Ходош вырос в простой еврейской семье. Мать - детский врач, отец - джазовый музыкант, кажется, контрабасист. Творческие метания самого Женьки начались еще в музыкальной школе - пять лет обучения по классу ударных и четыре - по классу фортепиано.
Школу он так и не закончил, поскольку весь последний год предполагаемой учебы играл на барабанах, флейте и синтезаторе в группе «Товарищ». Параллельно Ходош в предельно сжатые сроки осваивает электрогитару и всерьез увлекается эстетикой средневековья.
После распада «Товарища» 18-летний мультиинструменталист организует панк-рок-трио «Чичка-Дричка» с не вполне обычным набором инструментов: гитара-барабаны-флейта. В истории остался их сверхагрессивный номер «Повелитель бляха-мух», выпущенный на немецком компакт-диске «Украинский андеграунд. Новая сцена».
Сам Ходош этот короткий период вспоминать не любит - возможно потому, что уже тогда в его голове звучала совершенно иная музыка. Он слушал много произведений европейских композиторов XVI века: Жервеза, Аттеньяна, Сусато.
Именно в это время Ходош начинает прогрессировать как композитор, написав в течение зимы 90-91 гг. большую часть новой, более сложной программы. Незавершенные мелодии Женя раскладывал на партии конкретных инструментов и отчетливо понимал, что для реализации подобных замыслов ему нужен более обширный состав. И он нашел то, что искал.
Первые концерты «Казмы-Казмы» проходили на фоне абстрактных полотен огромного размера, нарисованных Димой Куровским - 16-летним флейтистом, с которым Ходош играл еще в «Чичке-Дричке». Несмотря на юный возраст, у Куровского тоже был собственный проект «Гниды», исполнявший не менее бескомпромиссную, чем «Чичка-Дричка», анархическую музыку. Родом Дима был из Чернигова - особого места с боевой историей и со специфической энергетикой. Город славен своим старинным валом, на котором находится целая батарея пушек. Куровский любит показывать этот вал гостям, по-детски радуясь тому, что дула орудий направлены в сторону Киева.
Дед Куровского был не признанным украинскими властями поэтом, которого начали печатать только в 90-х годах. Будущий фронтмен и музредактор «Казмы-Казмы» уважал деда за радикализм и свободу духа. «Сегодня я выйду на сцену в дедовских башмаках, - говорил он в гримерке перед дебютным выступлением. - Мой дед в них в пивном баре стихи читал. А теперь я буду в них играть. Здесь и сейчас».
Тандем Ходош-Куровский расширился до септета в считанные дни. С барабанщиком Женей Николаевским Ходош играл вместе в «Товарище». Остальные участники группы были найдены Куровским в стенах музыкальной школы-интерната, где он учился.
«Это были совершенно уникальные музыканты, которые собрались со всей Украины, - вспоминает Сергей Мясоедов. - Их отбирали из каких-то запредельных городов типа Изюма, Краматорска, Чугула. Я до сих пор не могу поверить, что столько талантливых ребят появилось сразу в одном месте. Причем все - без чердака. Они жили на одном этаже общежития, и это была жара».
Валеру Харьковского (валторна), Виталия Шевчука (труба), Женю Барышникова (фагот) и Сашу Негодуйко (рояль) от переизбытка энергии и нереализованных идей просто разрывало на части.
После того, как в пятнадцать лет они вместе с Куровским сфотографировались в обнаженном виде под портретом Ленина, их обвинили в пропаганде гомосексуализма и лишь чудом не выгнали из интерната. Примерно в это же время шустрые украинские хлопцы побывали на проводимых Мясоедовым фестивалях альтернативного рока. Неизгладимое впечатление на них произвели «Восточный синдром» и «Раббота Хо», и они начали проявлять себя как самостоятельно мыслящие музыканты.
«Все они воспринимали философию и музыкальные идеи «Казмы-Казмы» не дискретно, а как явление, в котором чувствовали себя органично, - вспоминает Мясоедов, который не жалел ни сил, ни времени для создания дееспособного коллектива. - Предлагаемые Ходошем идеи музыканты воспринимали мгновенно. Не было никакого барьера. Они сразу ассимилировались и создали это поле тяготения».
Весной-осенью 91-го года «Казма-Казма» с легко предсказуемым триумфом выступает на рок-фестивалях - «Индюшата» в Твери, «Агасфер» в Москве, «Перекресток» в Саратове. Сразу же после московского концерта «Казмы-Казмы» за кулисы ворвался Сергей Летов. Он находился в неописуемом восторге и, раздавая визитки, говорил: «Теперь я знаю, что мне отвечать на Западе на вопрос: «Есть ли в СССР современная музыка?»
После этих гастролей музыканты начали поиски человека, который сумел бы зафиксировать их позитивно-разнузданную смесь акустики и электричества на пленку. Вскоре был найден местный рок-Кулибин по имени Александр Вакуленко. Он работал в консерватории и выглядел лет на двадцать старше вчерашних школьников из «Казмы-Казмы». Он ходил в старых джинсах, носил длинные волосы, а за его густой бородой не было видно кадыка. Вакуленко специализировался на записи духовой музыки, но внешний вид выдавал в нем человека, который по ночам втихаря слушает рок. Его заинтересованность, доброжелательность и многолетний студийный опыт записи крупных симфонических составов на эпохальные агрегаты STM при помощи пультов «Электроника» и советских динамических микрофонов стали для музыкантов неперебиваемыми козырями.
Дебютный альбом «Казмы-Казмы» записывался в концертном зале харьковского Института искусств, где впоследствии дислоцировалась знаменитая местная студия SMC Factory. Вся панорама саунда выстраивалась Вакуленко без применения ревербератора - с учетом акустики больших помещений и многомикрофонной системы звукозаписи. Записывались ночами, поскольку днем по близлежащей улице ездили трамваи.
Работали напряженно, не без нервных срывов. Протяженность большинства композиций превышала стандартное трехминутное время, и записать их без разбега было невероятно сложно. Первоначально фиксировалась болванка, состоящая из барабанов, гитары, рояля и трубы. Затем были произведены две аппликации: вокал, флейта, фагот, валторна и, в самом конце, «сдвоенная» гитара и труба.
«В течение недели семеро юношей, звукач-верховода и продюсер с отстраненным мнением, подручной хитростью и смекалкой подковывали упрямую блоху, - вспоминает Ходош. - Мы понимали, на что реально можем рассчитывать, и остались довольны результатом. Что бы там ни говорили, в том году мы действительно были Королями Баланса».
Дальнейший путь «Казмы-Казмы» получился достаточно извилистым. Вскоре после того, как был записан альбом «Пляски трубадуров» (фрагменты из него опубликованы в ряде немецких и украинских CD-компиляций), группу покидает Куровский. «Я всегда чувствовал, что мы иллюстрируем наступление зла», - сказал он перед уходом. Доля истины в его словах была. Как верно заметили рок-критики, «эстетический баланс духовного напряжения песен переместился от «любви-жизни» к «любви-смерти», окрасив музыкальную феерию «Казмы-Казмы» в темные тона эсхатологии и черного юмора».
«То время однозначно на всех давило, и эсхатология действительно витала в воздухе, - вспоминает Мясоедов, который, несмотря ни на что, продолжал пропагандировать в бывшем СССР и за его пределами украинскую авангардную рок-музыку. - Общее ощущение было таково, что наступает конец света. После событий в Закавказье и Прибалтике многие ждали, что в городе вот-вот появятся танки. Все это действительно ассоциировалось с чумой».
Не случайно в то время Ходош собирался (параллельно записи второго альбома «Катакомбы любви») сочинить музыку для балета «Чума». Он написал либретто, придумал лейтмотив и костюмы для танцоров, но дальше этого дело не пошло. Стиль «Казмы-Казмы» сместился от фолк-панка в сторону крупных медитативных композиций, навеянных постиндустриальной готической музыкой и творчеством Swans, Coil и Psychic TV. При этом сместился и центр тяжести - от драйва физиологического к драйву душевному.
В 93-м году выступление «Казмы-Казмы» на презентации вышеупомянутого компакт-диска «Украинский андеграунд» транслировалось по российскому и немецкому телевидению. Спустя год группа сыграла на московском рок-фестивале «Индюки-94», где представила принципиально новую программу, состоявшую из антитоталитарных, «очеловеченных» маршей. Ходош при этом перешел с гитары на барабаны, а Саша Негодуйко - с рояля на тромбон. Остальные музыканты первого состава «Казмы-Казмы» проявили себя либо в сольных выступлениях, либо в других проектах.
Дмитрий Куровский организует группу «Фоа-Хока», ориентированную на жесткий индустриальный рок на украинском языке.
Композиция «Фоа-Хоки» «Коноплi ся зеленiють» (обработка народной песни), также опубликованная на диске «Украинский андеграунд», является одним из самых ярких моментов альбома.
Женя Николаевский играл в группе «Черепахи» и еще в нескольких харьковских командах. Шевчук и Харьковский закончили консерваторию, а Барышников вырос в фаготиста европейского класса и выступал, в частности, с сольными концертами в Кельне.
В конце 90-х о «Казме-Казме» как о реально функционирующей музыкальной единице известно немного. Их последняя программа представляла собой академическую музыку, исполняемую оркестром из одиннадцати человек. После «Плясок трубадуров» и «Катакомб любви» группа альбомов не записывала.
«Иногда я задумываюсь над тем, зачем вообще все это делалось, и нахожу только один ответ, - вспоминает, оглядываясь на пройденный путь, Евгений Ходош. - Мы пытались найти для себя вселенское утешение от вселенской скуки».
«И вот, когда я так горевал, веселые речи и утешения друга принесли мне столь великую пользу, что, по крайнему моему уразумению, я только благодаря этому и не умер...» (Д.Боккаччо. «Декамерон»)