24 июня 2009г. Клещъ умер… не дожив до своего дня рождения.
Павел Клещъ – пожалуй, самое масштабное и интересное явление в московском андеграунде последних лет.
Человек просто берёт гитару и поёт. Клеща трудно сравнить с кем-то, видимо, он один такой, достаточно самобытная творческая личность:
«Расцелованный ветром в сердце,
вечно гонимый поэт не в силах больше бежать
В приоткрытую дверцу я увидел, что скоро споткнусь
И не смогу больше встать»
Его образ мысли и манера исполнения замысловаты, его характерная черта – безответная боль и безвыходность. Его ассоциации просты и характерны для андеграунда: пожарища, свет, сны, побег, домой…
«На пожарище выпадет снег, На снегу образуется лёд,
мне остался один шанс на побег,
но и он превратится в предсмертный полёт»
Откровенная поэзия затрагивает тончайшие струны души, производит на слушателей сильное впечатление.
Есть песня – плач, песня печаль:
«Под стук колёс уходят годы и мечты,
осколки слёз засыпят всё, что помнишь ты»
Есть песня ярость, агрессия:
«Равнодушию не будет дан причал,
отольётся кровью всем, кто промолчал,
на челе твоём Каинова печать,
что ты сделал для того, чтоб промолчать?»
Здесь и щемящая, ранящая мечта вперемешку с безвыходностью:
«Под сапогами чёрная роза,
чёрная роза с красной каймой,
Кровь, как вода стала льдом на морозе,
Нас опять отправят домой»
Андеграунд – это, прежде всего, высокий смысловой потенциал в стихах. Многие люди обвиняют его в отсутствии профессиональной игры, не хотят серьёзно относиться к нему и вникать в тексты. Условно андеграунд можно разделить на три основные направления:
-политическая оппозиция
-духовная оппозиция
-нравственно-философская оппозиция
Через творчество Павла Клеща красной нитью проходит православная тематика, что подтверждает его причастность к истинному андеграунду.
«Нам подсказали дорогу, ты только верь.
Мир столько ждёт, что забыть уже смысл ожидания
И в безверье своём не откроешь тугую дверь»
О бутлеге «Недотыкомки» лучше не говорить, а слушать. Сделан он в духе андеграунда: честно, живенько, трагично, но почему-то не оставляет в душе привкуса горечи и грусти, в нём слишком много веры. Песни-молитвы, песни-исповеди. Мне нравятся многие произведения Клеща, но особенно задели душу «Огонь –река», «Аисты», «Колыбельная», «Каин». Он открывается слушателю своими лучшими сторонами: поэтической, музыкальной, также манерой исполнения. Клещь не стремится изменить или уничтожить этот мир, он создаёт свой маленький мирок и рассекает своим светом всеобщую тьму. И очень жаль… чем слушать бессмысленную, примитивную, безнравственную попсу, теряя время и жизнь впустую, слушайте, люди, андеграунд! Он учит жить, оставаясь людьми с чистой совестью и ведёт к свету. Все его участники не глупые парни, они не равнодушны к чужой боли, они кричат о проблемах, которые так не хотят видеть большинство молодых людей, старающихся «взять от жизни всё», а ведь известно, что дорога к свету, увы, выложена не удовольствиями, а страданием и болью. Так, что есть над чем подумать и есть чему поучиться!
«И воспарят над смертью глупые стихи» 06.05.2009
ИНТЕРВЬЮ
Юлии «Монады» Бондарович
с Павлом «Клещом» Клищенко
(публикуется в сокращении)
Пожалуй, самый непредсказуемый из всех моих друганов - это Клещъ, человек, с которым я познакомилась в апреле 2008 года в день Благовещения. Постоянно ссоримся, миримся, опять ссоримся и снова миримся. Это интервью взято с помощью небольшой хитрости и, поэтому получилось очень честным и откровенным.
МОНАДА: Что тебя сподвигло на творчество?
³КЛЕЩЪ: Сподвигнут с рождения. Мама, когда мной беременна была, слушала «Битлов», Высоцкого, Слэйд и т.д.
МОНАДА: Когда ты начал писать песни?
³КЛЕЩЪ: Да я сколько себя помню - пишу! В четыре года с группой даже выступалJ, пел песню из «Мушкетёров» с добавлением собственных куплетов!
AМОНАДА: У тебя есть официальные альбомы?
³КЛЕЩЪ: Нету, но в Башкирии нашли какую-то студийную запись, что я прифигел аж! Думал, не сохранилась. Как она туда попала – хрен его знает! Но пока мне её вышлют ещё…
МОНАДА: Планируешь записать когда-нибудь настоящий альбом?
³КЛЕЩЪ: «А после смерти всех нас издадут Алесы»… Запись ту надо ждать.
/примечание: Алес из компании «Выргород»/
МОНАДА: Как создавалась песня «Огонь-река»?
³КЛЕЩЪ: О! Сам больше люблю «Аистов»! Дамы вдохновили, жена и сестрёнки! А не то, что некоторые думаютJ
МОНАДА: Расскажи, как ты познакомился с Йоцем?
/примечание: Йоц – актюбинский андеграундщик/
³КЛЕЩЪ: Познакомились на фестивале «Суховей-2».
МОНАДА: Расскажи о знакомстве с Ермеем Анти?
/Ермен Анти – лидер легендарной актюбинской, андеграундной группы «Адаптация»/
³КЛЕЩЪ: Смутно-смутно помню. Я был тогда дитя! Познакомился, не поверишь, на первом концерте «Адаптации» в Москве, в театре МХАТ Табакова! Кажись, в 96-м году.
МОНАДА:С Егором Летовым был знаком?
³КЛЕЩЪ:А как же. Я ж в «Хор-мюзик» пять лет отработал. Понимаешь, об этом долго рассказывать, сейчас я пишу воспоминания о нём.
МОНАДА: Твои песни пишутся легко или с определённой долей мучения?
³КЛЕЩЪ: Это как беременность обычно: но были и слёту написанные: «Колыбельная», например.
МОНАДА: Как ты относишься к современному андеграунду?
³КЛЕЩЪ: Он разный. Шедевры редко бывают…
МОНАДА: Какую музыку сам слушаешь?
³КЛЕЩЪ: Перечислить невозможно! Вчера слушал Виса Виталиса и «Гражданскую оборону».
МОНАДА: «На пожарище выпадет снег» твоя старая песня. Как она создавалась?
³КЛЕЩЪ: Опять долго рассказывать. Переводил Джима Мориссона в юности…
МОНАДА: У тебя возникало когда-нибудь желание бросить писать песни? Ведь они всё равно в пустоту!
³КЛЕЩЪ: Лучше бы мне пить завязать, а не петь! Песни в пустоту – это к Летову.
МОНАДА:К какому стилю музыки ты относишь свои песни?
³КЛЕЩЪ: Как это не банально звучит – «акустический поэтрок» ближе всего.
МОНАДА: У тебя возникало когда-нибудь желание записать свои песни в электричестве?
³КЛЕЩЪ: Была группа «Радиоактивное печенье», но в ту пору тебе и пяти лет не было!
МОНАДА:О чём ты думаешь, когда выходишь на сцену?
³КЛЕЩЪ: О том, чтобы слова не забыть в старых и в совсем новых песнях. J.
МОНАДА: Твоё увлечение андеграундом - это просто увлечение или смысл жизни?
³КЛЕЩЪ: Я просто живу такой, какой есть. Плыву куда Бог подскажет!
МОНАДА: Спасибо тебе за интервью, вроде всё выудила, что хотелаJ
³КЛЕЩЪ: Я так и понял.
©ПАВЕЛ «КЛЕЩЪ» КЛИЩЕНКО
(Москва)
Покажи мне дорогу к свету,
Открой мне ворота из тьмы я выйду вон.
Я не могу больше видеть иллюзию эту,
Дай мне руку, мы уйдём под колокольный звон.
Расцелованный ветром в сердце,
Вечно гонимый поэт не в силах больше бежать.
В приоткрытую дверцу, я увидел, что скоро споткнусь
И не смогу больше встать.
Припев: Вдоль дороги обочина,
Словно бритва заточена,
Умным стал, не мне чета,
Да в мозгу червоточина.
Нам надо спешить, пока льёт ещё дождь,
Он даст нам уйти босиком, дождь смывает следы.
Только свежего ветра порыв,
Защитит обнажённые души от чёрной беды.
Целиком отдаваясь дождю,
Мы взлетим вместе с храмом святым, он нас благословит.
Не сдавайся слепому вождю
По последней дороге беги, я тебя отпустил.
Вытри слезу лепестком своих роз
И забудь поскорей обо мне, я привык умирать.
Под потоком брильянтовых слёз,
Или даже танцуя в огне мне тебя не догнать.
Припев.
Пробираясь по дороге к свету,
Вышибая ворота из тьмы, на волю вон!
Я не смог больше видеть иллюзию эту
Уходи поскорее, чтобы не слышать мой стон.
Интервью Клеща журналу "Паруслов"
natalia_strahl wrote in ru_klesch
June 27th, 2009
Намедни Алес дал в своем посте ссылку на выложенное в Сети интервью, которое у Паши для журнала Паруслов взял Евегний Барсуков.
Выкладываю его здесь, поскольку ресурс-источник является агрегатором контента, созданным роботами, и чтению текста на нем сильно мешают порнографические баннеры.
Вот, собственно, и сам текст:
Клещъ: «ТВОРЧЕСТВО ЕСТЬ В КАЖДОМ ЧЕЛОВЕКЕ»
интервью из Паруслова, 2007 - Выход 10: "За рок-н-ролл и дальше..."
После двух минут общения с Клещом (творческий псевдоним автора-исполнителя Павла Клищенко) понимаешь, что это очень интересный и неординарный человек. Чем больше общаешься, чем дальше уходит тропинка разговора, тем больше подтверждается пер-
вое впечатление. Человек, который отличается «лица необщим выраженьем». Необычно проходила и наша беседа. Не ночью на кухне за бутылкой вина, не после концерта в опустевшем зале. Наша беседа проходила на улице, на остановке троллейбуса, в троллейбусе. Пока он развозил документы по различным адресам (Паша работает курьером), в дороге и проходило наше общение. Интересно было смотреть на людей в троллейбусе, когда я достал диктофон, стал задавать Паше вопросы, а он то серьезно, то с улыбкой на них отвечал.
На записи сохранились особенности обстановки: гул машин и разговоры людей на заднем плане нашей беседы.
– Расскажи немножко о своей творческой биографии, т. е. основные вехи, этапы твоего развития как автора.
– Началом своей творческой карьеры я считаю, наверно, 1991 год, еще когда в
школе я пытался группы какие-то сколотить... Но фактически до 92-го года все это
выглядело достаточно самодеятельно, т. е. собирались на квартирах, записывались...
акустическую гитару перегружали и записывали... Даже, кстати, сохранились некоторые записи тех времен – ужас, конечно, полнейший... Ну, как-то все это сложилось в такую более-менее группу к 93-му году... даже нет – к концу 92-го... У нас, кстати, была база здесь недалеко (наше общение проходило в районе м. «Электрозаводская» – Б.), в колледже электронной техники; просуществовала группа года наверно полтора, но потом по разногласиям распалась... Где-то года с 93-го я начал играть не такие дурацкие панковские опусы, а уже пробовать в других каких-то стилях...
под влиянием «Калинова Моста», Башлачева... Впервые на публике где-то в 94-м выступил на квартирничке... Вот очередной этап – это знакомство с группой «Хухтамяки». Они меня начали потихоньку вытаскивать, познакомили со Студеным, когда он еще делал в театре МАИ концерты... Там я в малом зале выступил по возвращении из армии... четыре песни спел... ну, и так вот потихоньку докатился до этой жизни...
– А вот по поводу групп еще раз... Какие-то группы были, в которых ты участвовал?
– Первая моя группа называлась «Радиоактивное печенье»... А потом, где я еще участвовал... Я играл в таком проекте «Пограничная зона». Есть такой человек, Дима Аверьянов, в Питере, в качестве гитариста помогал ему. Сам он играть не мог по причине того, что ему пальцы на руке отрубило... Когда он приезжал в Москву или на каких-то природниках в Питере, в Москве я играл на гитаре у него. А так я больше в принципе нигде не участвовал...
– А альбомы у тебя выпускались или какие-то «левые», самиздатовские записи?
– Более-менее полноценный альбом моих песен был записан в Рязани. Я его так и назвал – «Рязанская акустика», 96-й год. И вот то, что сейчас я начал распространять диск... Но он такой тоже... Я его даже назвал «Недотыкомки», потому что это действительно такие недоделочки... Ну, люди просят, спрашивают...Я свои записи у себя не сохраняю, по причине того… чего ж мне себя самого слушать? В основном предпочитаю распространять записи каких-то других групп... своих друзей...
– То есть сейчас ты один выступаешь?
– Да-да-да... А! Еще был в 96-м году такой момент, когда меня пригласили в Рязань играть, и со мной туда увязался Андрей Кормчий из хухтамяков*, Юра оттуда же... И мы что-то такое типа импровизационного акустического бэнда сделали: Андрей Кормчий подыгрывал мне на гитаре, Юра на флейте... Юрка, кстати, еще на «Дажде» на флейте играл... и Вика, тогдашняя жена Кормчего, на перкуссии подыгрывала. Но это был только один концерт таким составом в Рязани, больше такого не было. Попытки сделать что-то электрическое... На этом диске, который я сейчас распространяю, там в двух песнях помогали ребята из тюменской группы «Чернозем». Но поскольку они в Тюмени, а я в Москве, тоже как-то не получалось... Да сейчас я считаю, что это и ни к чему, мне одному сейчас комфортней, спокойней. Потом, понимаешь, ведь я ж не музыкант... Я не могу аранжировкой заниматься и так далее...
– Музыкального образования у тебя никакого нет?
– Нет... Я и на гитаре-то толком играть не умею.
– Теперь вернемся назад, в те времена, когда ты еще не помышлял ни о каких музыкальных проектах, выступлениях... Что было твоим первым воспоминанием из детства?
– Это был холодильник.
– А почему? С чем это связано?
- Не знаю, первое мое воспоминание – холодильник. Я сидел на детском стульчике... ну, такие высокие раньше были, советские... и слева от меня стоял холодильник. Вот это мое самое первое воспоминание.
– А сколько тебе лет было, не помнишь?
– Я думаю, что года два. Даже меньше, наверно.
– Где ты родился, вырос?
– В Москве родился, вырос.
– А в каком районе?
– На «Щёлковской». Я вокруг «Щёлковской» всегда крутился, только иногда,периодами, несколько лет было, когда я уезжал в другие районы, но опять же сюда возвращался. На круги своя, все вокруг «Щёлковской». Даже если станцию метро «Щёлковская» наоборот прочитать, получится «яаксвоклещ»...
– А ты москвич в каком поколении?
– Поколении в четвертом-пятом, наверно...
– А сам псевдоним Клещъ – это просто производное от фамилии или здесь скрыто что-то еще (например, в твоем характере есть черты, чем-то схожие с клещом)?
– От фамилии... так просто пошло с детского сада, наверно...
– А получилось, что тебя назвали или ты сам придумал себе такое прозвище?
– Нет-нет... Назвали... Я сначала даже долго этому сопротивлялся... Это уже потом я стал специально создавать какие-то мифы...
– Как случилось, что ты взял в руки гитару?
– А я как-то всегда знал, что буду играть. Я помню, у моего бати была старая-старая гитара... мне еще года три или четыре было, я ее постоянно трогал, щипал... А потом, когда в школе учился, я стал у родителей требовать купить мне гитару. Они долго отказывались, а потом батя как-то взял и купил мне гитару. Я был очень доволен. Он мне первые уроки дал... Ну что он играл... Высоцкого... С Высоцким я буквально родился.
– Все-таки отец повлиял на тебя, или это был больше твой выбор?
– Больше я сам...
– Гитара звучала в семье?
– Не так часто. Больше в раннем детстве, потом она рассохлась, развалилась...
– Ты уже умел играть на гитаре, когда написал свои первые стихи, тексты, или потому и решил учиться играть, чтобы «озвучить» свои стихи?
– Это скорее синтез... Какие-то были, конечно, детские опыты стихотворчества, но они были больше в виде песен... На какие-то известные популярные мотивы новый текст создавался... Но это были совсем детские опыты... А потом, когда гитара появилась, я уже начал что-то сам придумывать.
– Кроме гитары играешь ли еще на каких-либо музыкальных инструментах?
– Нет. Я ж говорю, я не музыкант. Я и на гитаре-то... буквально несколько аккордов...
– Какие авторы в музыке, литературе, в других областях искусства повлияли на тебя, на то, что ты стал заниматься творчеством, на твое мировоззрение, на твое становление как человека?
– Много, очень много... Это же еще периодами бывает: сегодня одни, завтра другие. Ну, наиболее знаковые имена... Это, естественно, Высоцкий... номер один... Знаковым для меня лично стал Борис Смоляк, хотя его мало кто знает. Это было откровение,
когда я его услышал... Очень сильно повлиял на меня внутренне... Он из Харькова. Сейчас, насколько я знаю, он уже практически не пишет. Он еще и пьесы пишет, и режиссер... в театре каком-то пытался ставить свои спектакли...
– На твоем сайте есть карта городов, где ты выступал, где проходили твои концерты, так называемая карта Клеща. Какие из концертов наиболее запомнились? В каких городах не был, но очень хотел бы побывать с концертами?
– Эта карта очень неполная... В первую очередь запомнились концерты в Актюбинске, а потом запоминаются всегда последние концерты: это Питер, Самара.
А по поводу городов... Сложно сказать. От города-то не зависит, зависит от людей.
Вот сейчас в Волгоград, в Саратов зовут. Пока больше вроде никуда в последнее время не зовут.
– Ты регулярно принимаешь участие в фестивале «Суховей», который проводится в городе Актюбинске. Кроме него можешь назвать какие-либо фестивали на территории постсоветского пространства, где ты не выступал, но хотел бы выступить?
– Нет. Не могу назвать. Когда позовут, там уже буду смотреть. «Суховей» делают мои очень хорошие друзья, поэтому я не пропущу его ни ради какого другого фестиваля. А если пригласят на какой-то фестиваль, там посмотрим... Все в каждом конкретном случае рассматривается.
– Как бы ты определил, что такое творчество?
– Творчество есть в каждом человеке, я считаю. Это какой-то посыл сверху, материализация если не божественной энергии, то энергии откуда-то оттуда... Творчество может быть и от лукавого. Это материализация импульсов, а человек – проводник какой-то энергии. Причем эти импульсы могут быть как светлые, так и темные, мрачные. Определенные творческие возможности скрыты в каждом человеке, только не каждый их может открыть. Просто вследствие жизненных обстоятельств,бытовухи, образа жизни человек затвердевает, и уже ничто через него не пробьется.
– Как ты обычно пишешь песни: быстро и легко, в порыве вдохновения, или долго сидишь, подбираешь, подыскиваешь подходящие слова и строчки?
– Практически все песни очень долго пишутся. Вынашивается, шлифуется песня очень долго. Поэтому песен-то у меня не очень много. Хотя все по-разному... Допустим, «Посвящение Непомнящему» и «Колыбельная» написаны практически сразу, на одном дыхании... Просто раз – и написаны! Уже потом какие-то отдельные строчки шлифовались, но в целом они написаны буквально сразу... Остальные… «Аисты», например, писалась полгода, если не больше...
– Ты возвращаешься к своим песням, переделываешь их через какое-то время, или они после написания остаются в неизменном виде?
– Бывает, что и переделываю, но незначительно... Исключение составляет «Песня про жизнь». Она изначально делалась с расчетом на то, что будет постоянно меняться. Это как песня-дневник: что происходит, то и пишу, зарифмовываю. Ну, она такая легенькая...
– Есть ли песни за которые тебе не то что стыдно, но которые ты хотел бы переделать или ты как раз к этим песням возвращаешься?
– В основном это старые песни, детского, юношеского периода. Песни, за которые не то что стыдно, но смешно. И когда мне сейчас иногда ставят какие-то старые записи или я случайно где-то на них натыкаюсь, некоторые песни заставляют покраснеть...
Не стыдно, а скорее смешно, наивно...
– Ты чувствуешь как-то, что песня получилась, удалась? Что-то в такие моменты возникает внутри?
– Да, возникает, только не могу сказать что. Это очень трудно определить. Какое-то внутреннее ликование...
– С кем из известных людей прошлого, людей, которых сейчас нет, ты хотел бы встретиться, если бы представилась такая возможность? О чем бы ты их спросил, если бы вообще стал их о чем-либо спрашивать?
– С Высоцким, однозначно. С Высоцким. Ты знаешь, я с ним очень часто разговариваю мысленно, очень о многих вещах. В двух словах не сказать. Ну а еще с кем бы?.. Вот если бы с Башлачевым... Я хотел бы увидеть его в последние дни и понять, что с этим человеком происходило... попытаться понять, потому что понять это, наверно, сложно, но мне кажется, что была возможность ему помочь, а люди, которые находились в тот момент рядом с ним, не чувствовали, что с ним происходит.
– А может быть, чтобы это понять, нужно было находиться с ним рядом не только в последние дни, но все время, задолго до его гибели. Ведь это не разом все произошло, все это как-то нагнеталось внутри и нашло в итоге именно такой выход?
– Может быть. В принципе, в последнем своем стихотворении он достаточно четко сказал, что с ним происходило: «И труд нелеп, и бестолкова праздность,/ И с плеч долой все та же голова./ Когда приходит бешеная ясность,/ Насилуя притихшие
слова...» Но не знаю... Может быть, в последние дни можно было попытаться хотя бы его сдернуть... Но хотя надолго ли...
– Как ты считаешь: боль очищает? То есть душевная боль, не физическая.
– Да. У меня даже есть песня, которая называется «Быль». Там первая строчка: «Боль – довольно странная дорога к небесам...» Смысл в том, что она действительно очищает, но согласись, что это довольно странно...
– Умеешь ли ты прощать?
– Наверное, нет. К большому сожалению. Скажем, могу немножко затереть... Смотря что, опять же...
– А вообще внутренние силы чувствуешь в себе для того, чтобы прощать?
– Чтобы уметь прощать абсолютно, нужно иметь высшие силы душевные, но я их, скорее всего, не имею.
– А что значит простить?
– Возлюбить, наверно...
– Представь, что, как в сказке, исполнились бы три любых твоих желания? Что бы ты попросил?
– Три кружечки пива, пожалуйста (с улыбкой говорит Клещъ)... А вообще я реально смотрю на вещи. Когда будет, тогда посмотрим.
– Что такое счастье?
– Как сказал герой Евгения Леонова в фильме «Тридцать три»: «Счастье – это когда вечером хочется домой, а утром хочется на работу». Наверное, спокойствие, полная идиллия.
– А спокойствие душевное или вообще спокойствие?
– Вообще. Кто знает, может быть, счастье будет, когда помрем... Вот тогда будет полное спокойствие и счастье. Никто же не знает.
– А помнишь слова из фильма «Доживем до понедельника»: «Счастье – это когда тебя понимают...» Близко ли тебе это определение?
– Нет. Потому что не понимаю его. Не близко.
– Бывали ли у тебя такие моменты в жизни, когда казалось – все, конец?
Откуда черпал силы, чтобы жить дальше?
– Бывало, много раз. Многие такие моменты выливались в песни. Конкретно не назову, но очень часто творчество спасало. С его помощью удавалось преодолевать, пересиливать эту боль.
– Может ли что-то внешнее спасти в такие моменты, или человек должен найти силы внутри себя?
– Для каждого по-своему. Одному так, другому так. Если говорить о себе... Я считаю,что я много пережил, пережевал... пережевал – от слова «жевать». Но соглашусь с тем, что могло быть и хуже гораздо. Хотя я считаю свой жизненный опыт достаточно
таким... жестким. Но могло бы быть намного серьезней.
– Когда ты переживал, преодолевал какие-то жизненные неурядицы, ты становился сильнее, или после этого у тебя отмирала какая-то частичка души?
– Отмирала. Скорее наоборот – слабее становился. Слабее, но при этом и осторожнее. Появились недоверие и осторожность к определенным людям. Научился чувствовать некоторые типы людей, заранее не приближаться, нутром чуя, что вот этого
человека лучше обойти стороной, на нем печать чего-то нехорошего.
– Ты достаточно часто ездишь, путешествуешь. Какое чувство у тебя вызывает
вид уходящего поезда? Почему?
– Чувство удовлетворенности. Потому что если поезд уходит, значит, на нем уезжают
близкие мне друзья, я проводил своих друзей. Или я уезжаю, и мои друзья знают, что
со мной все в порядке, я еду домой.
– Многие люди отвечают на этот вопрос: «Грусть». А если уезжает какой-то близкий человек, а ты очень хотел бы, чтобы он/она остались?
– Я логично смотрю на вещи: если надо человеку уезжать, пусть уезжает. Уходя –
уходи.
– Часто ли видишь сны? Помнишь ли их? Разноцветные или черно-белые?
– Сны вижу часто, но в основном забываю. Иногда запоминаю, когда снится что-нибудь такое... Сны разноцветные и абсолютно реалистичные: о работе, о доме...
Полная реалия во сне и наяву.
– Любишь ли ты животных?
– Нет. То есть домашних не люблю, люблю диких. Я вообще считаю, что животным надо в один прекрасный момент взбунтоваться и всех людей перегрызть. Люди себе слишком много позволяют. Когда случаются всяческие цунами, землетрясения, я внутренне очень ликую, потому что давно пора природе прекратить этот беспредел,издевательства над собой.
– А каких животных любишь?
– Медведи мне очень симпатичны. Я вообще считаю, что животные и люди не должны жить вместе. Рядом – да. Домашних животных почему-то я не люблю... Допустим,кошка, хищный зверь... Нафига его дома-то держать. Я поэтому не люблю животных, когда они вот так вот содержатся...
– Дома у тебя нет никаких зверюшек?
– Ну, дочь кошку выпросила. Но я, конечно, против.
– Веришь ли ты в приметы?
– Ты знаешь... чисто механически, может быть, как-то... в целом – нет.
– То есть нет такого, чтобы следовать какой-то примете?
– Не-не-не... Да мне лениво просто... Ну прикинь, вот, допустим, какие у нас там есть
приметы-то... Ну, допустим, выходя из дома каждое утро, нужно какой-то ритуал совер-
шать... Да ну на хрен! Быстрей бы выйти на улицу, на волю! Здесь больше действует
самопрограммирование человека. Да, я, возвращаясь, смотрю в зеркало, допустим, но
это чисто механически, как-то само собой.
– Твой любимый цвет?
– Черный. Хотя что значит любимый – просто он нейтральный. Дешево, надежно и
практично, как говорится.
– Есть ли любимое время года?
– Все люблю по-разному. Есть нелюбимое, даже не время года, а период в году,
небольшой отрезок, пересменок, который сейчас вот наступит, когда снег еще толком
покровом не выпал, а земля уже мерзлая, но голая. Это не совсем прилично. Если
земля мерзлая, она должна одета уже быть снегом. Есть такой период очень короткий
в ноябре, когда снег еще не выпал, а земля уже промерзла. Вот этот период не люблю.
– А когда у тебя день рождения?
– 10 июля.
– Этот период ты любишь?
– Ну, лето ничего, да.
– Какие человеческие качества ты ценишь больше всего? А какие, наоборот, считаешь самыми отвратительными?
– Ценю честность. Очень не люблю, соответственно, нечестность, подхалимство...
Еще, как же это называется-то? Когда в глаза говорят одно, а за спиной другое... Не люблю жадность... Хитрое коварство (уже со смехом).
– Представь, такая ситуация: завтра тебя казнят. Какое было бы твое последнее желание?
– Бутылочку пива (смех)! На полном серьезе, я рыпаться не буду.
– Понятно, что желание «помиловать меня» исполнено не будет. Выкурить сигарету, послушать песню, спеть, сыграть...
– Смотря как казнят. Это тоже очень важно.
– Предположим, расстрел. То есть не разрывание на части, не четвертование...
– Ну, расстрел нормально. Даже интересно. У Пелевина в книге «Чапаев и пустота» барон Унгерн рассказывает про некоего китайского революционера и террориста,которому снилось, что он бабочка, порхающая среди цветов. Когда его поймали, суду трибунала он так и заявил: он бабочка, порхающая среди цветов. Его поставили к стенке и разбудили. А он дальше полетел.
– Что бы ты хотел сказать своим слушателям, читателям «Паруслова»? Может быть, что-то пожелать?
– Знаешь, не хочу повторяться, конечно, но наверно... Как я говорил уже на одном
из «Даждь»-фестивалей, перефразируя Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, а
искренним ты быть обязан».
Беседа проходила 3 ноября 2006 года.
Разговаривал Евегний Барсуков
Тонкой полоскою света дорога нам на небеса... (памяти Паши Клеща)
Aug. 3rd, 2009 at 11:21 AM
Даждь нам, Господи, душевной чистоты
Тень пушиную на белые листы
Сбить с пути я знаю не дашь ты
Будем мы всегда белы как аисты...
Я не был близким другом Паши, скорее просто хорошим знакомым, соратником по "рок-н-ролльному фронту". Встречались мы с ним нечасто, но каждый раз очень насыщенно и ёмко. Как говорится, "редко, но метко". Интересны обстоятельства нашего знакомства. В 2004 году я приехал в Москву (тогда я жил в Костроме) для участия в небезывестном фестивале "Даждь". Предварительно созвонился с людьми из фирмы "ХОР" относительно приобретения у них кое-чего интересного (это книжка стихов Янки, оформленная с использованием её рисунков и аудио-кассета с альбомом "Крышкин дом" Александра Литвинова, более известного как Веня Дркин). Приехав рано утром в Москву, пошатавшись немного по холодной зимней столице, вдоволь накатавшись в метро по кольцевой, заехав в пару рок- и книжных магазинов, я отправился на встречу с человеком из "ХОРа", чтобы получить заказанные вещи. Встретились мы на станции метро "Кузнецкий мост" в центре зала. Я сразу узнал курьера, в руке у него была книга с Янкиными стихами. Я отдал деньги, мы немного пообщались о том о сём и разошлись. Вечером я выступал в клубе "Факел" на "Войковской". Когда спел, вышел в фойе перевести дух и первый, кого я увидел... это был тот самый парень из "ХОРа", с которым мы несколько часов назад встречались в метро. Как вы поняли, это и был Паша Клещъ. Он меня тоже узнал, мы с ним ещё раз тепло поздоровались. Я говорю: "Да, мир тесен". Паша меня поправил: " Не, не мир тесен, а круг узок". Он спросил: "Так это ты сейчас выступал? Ты Барсуков? А я думаю, чего это так тихо в зале, потом смотрю - человек на сцене есть, только поёт негромко, не слышно из фойе". Мы вышли на улицу покурить. Я спросил у Паши насчёт вписки. Он ответил, что раньше вписывал всех подряд, но теперь обстоятельства изменились: он женился, у него родилась дочь, поэтому редко кого вписывает. После концерта мы с ним еще раз попрощались с весёлой улыбкой, мол, может еще где доведётся сегодня встретиться, и поехали каждый своей дорогой.
Потом я переехал в Москву. Познакомившись с разными московскими людьми, я слышал от некоторых из них истории, байки про Клеща. Помню, во время одного из концертов мы стояли на улице, общались, пили пиво. Зашла речь о Клеще, и Вдовин Лёха из группы "НедРа" сказал такие слова: "Я когда услышал "Аисты", готов был задушить Клеща. Так мне хотелось, чтобы я написал эту песню". И прибавил, глядя куда-то сквозь слушателей: "Вдумайтесь только в эти строчки "а после смерти всех нас унесут аисты, за леса, полюса, на поля капустные..."
Осенью 2006 я предложил самиздатовскому журналу "Паруслов", издаваемому под эгидой всё того же Даждь-феста, взять для них интервью у кого-нибудь из музыкантов, выступавших на ранних, самых первых фестивалях. Порешили на том, что я пообщаюсь с Клещом и со Светланой Косенко, лидером команды "Третья мировая весна". Со Светланой мне пообщаться тогда так и не удалось, хотя я периодически и бывал в Питере по разным делам. А вот с Клещом мы побеседовали, это интервью есть в Интернете. Тогда я узнал Пашу не только с "песенной", но и с бытовой, житейской стороны. Мне очень понравилось в нём сочетание абсолютно жизненного реализма, даже практицизма с широтой души и с умением шутить, смеяться, в том числе и над собой. Он очень реально смотрел на вещи, на жизнь. Написал он не так много, но среди его стихов и песен встречаются такие образы, строчки, что мурашки по коже...
Отношение его к своему творчеству было спокойным. Он говорил, что никогда не слушает свои песни. "Я пою их для людей, они и должны слушать". Очень жаль, что при жизни ему так и не удалось довести до ума и издать какую-нибудь запись, альбом. Думаю, возможности для этого у Паши были. А может, это не от раздолбайства, а просто неловко ему было заниматься "собой", своими записями.
Бывал я у Клеща в гостях, на 15й Парковой улице. Не про эту ли "вписку" поет в одной из своих песен группа "Соломенные еноты"? Как-то я привез Клещу распечатанный текст интервью, о котором я упоминал выше. Паша читал его, делал какие-то пометки, добавлял, исправлял ошибки. Потом мы с ним еще немного посидели, Клещъ показал мне аккорды "Аистов", "родные", то есть как он сам играл эту песню. Паша нашел у себя на полке какую-то книжку про панк-рок на английском языке, сказал, что надо будет подарить её Егору Летову, когда тот приедет в следующий раз в Москву, Егор собирает книжки подобного рода.
В начале 2007 года умер Илья Кормильцев. Они с Пашей были хорошими знакомыми. Клещъ говорил, что Кормильцев хотел сделать ему концерты на Урале, что они запросто и по-свойски общались, Илья Валерьевич был простой и не заносчивый человек.
Несколько раз мы с Клещом гуляли, когда он ездил курьером по разным адресам. В основном в районе метро "Электрозаводская". Паша показал мне там Барабанный переулок. Рассказывал о Неумоеве, про альбом "Щёточки", который был записан у него дома. Про Актюбинск, фестиваль "Суховей", про Непомнящего, Белканова, Тёплую Трассу.
Когда я работал в Молодёжном театре, пару раз водил семью Клищенко на спектакли. Один раз они пришли все втроём: Паша, Лена и Тоня, на спектакль "Волшебник изумрудного города". Паша после спектакля сказал, что это даже больше было ему интересно, чем дочке. В спектакле звучала музыка "Битлз", в самом конце "We all live in a yellow submarin, yellow submarin, yellow submarin..." А еще один раз Лена с Тоней ходили на спектакль "Незнайка-путешественник". По-моему, им понравилось.
Несколько раз мы пересекались с Пашей на концертах. Например, помню 15-летие "Адаптации" в клубе "Билингва". У меня тогда не хватало на вход, Паша мне добавил 100 руб. Точнее я просил его провести меня, но он сказал, что ему не удобно просить, лучше он даст мне деньгу. Мы тогда сидели вместе, слева от сцены. Это март 2007 года. В мае того же года Клещъ выступал на дне рождения "Тёплой трассы" в "Вереске". Я все норовил вылезти на сцену, хотел спеть вместе с Клещом. Мы тогда здорово напились.
Помню наши совместные концерты: в "Doolin hause", в "Линиях и формах". Паша всегда пел какой-то более-менее одинаковый блок песен, примерно на полчаса. Причем он стремился выступить первым. Летом 2007го мы договорились ехать вместе на "Халтурин-фест", куда-то с Савёловского вокзала. Утром я посмотрел в окно - на улице дождь. Но мне показалось он не сильный, может скоро закончится, поэтому я собрался и вышел из дома. По дороге решил всё-таки позвонить Паше, удостовериться, что всё в силе, то есть мы едем на фест. Паша говорит: "Ты смотрел в окно? Куда ехать по такой погоде? Гитару даже из чехла не достанешь, чего там делать-то?" Может, на "Щёлковской" лило сильнее, чем в Тушино, но я тоже решил в тот раз остаться дома.
Последний раз мы виделись в сентябре 2008 года. Я приезжал к Паше в больницу, привозил передачки. Хотелось как-то его поддержать, подбодрить, но мне самому тогда было очень тяжело - не прошло и месяца как я похоронил родную сестру. Потом мы как-то потеряли друг друга из вида. Я хотел взять "Аистов" для фильма о сестре, думал позвонить Клещу, спросить: не против ли он? Но спросить я так и не успел - теперь не стало и Паши. Думаю, он не был бы против.
Моросящий дождь над Введенским кладбищем. Гроб стоит у открытой могилы. Тревожное ожидание, напряженное молчание. Сейчас начнется процедура погребения. И вдруг зазвучала знакомая мелодия, сто раз слушанная-переслушанная, родной и близкий, ставший в тысячу раз роднее Пашкин голос и такие простые и понятные, проникающие в самую глубину сердца слова:
Тонкой полоскою света дорога нам на небеса -
Это планета прощается с лучшими из лучей...
Несмотря ни на что стало как-то светлее на душе. Верилось, что Пашкину душу унесут аисты за леса, полюса, на поля капустные. На те поля, откуда душа рождается уже для вечной жизни...
Евгений БАРСУКОВ
