(Rock) Александр Лерман - Коллекция, 1972-1998, MP3, 192-320kbps(Ты по этой лестнице)

Группа «Ветры Перемен» возникла году в шестьдесят седьмом в стенах московского авиационного техникума им. Годовикова. Основателями её были белёсые братья Чириковы — старший Игорь (Гарик) и младший Саша. Прямым источником названия группы послужил альбом Animals «The Winds of Change». В состав «Ветров Перемен» — до моего появления в них — входили первоначально только студенты техникума: Гарик Чириков, игравший в тёмных очках с полным отчуждением на им самим сделанном «фендере» («один к одному» — восклицали все), Анатолий Алёшин, да-да, тот самый (гитара, вокал), Сергей Гусев (отнявший в какой-то ранний момент у Гарика роль басиста), Александр Штерман (клавиши типа «Юность») и Владимир Горбаченко (барабанщик, очень прилично по тем неритмичным временам владевший педалью). Саша Чириков был «импрессарио» до 1969 г.

А попал я в «Ветры Перемен» следующим образом. Под новый 1968 год «Ветры Перемен» выступили в специальной английской школе, в которой учился Сергей Старостин, мой ближайший друг (ныне профессор, заведующий кафедрой древнейших языков РГГУ, а в 1968—1974 гг. своеобразный роковый культуртрегер, знакомивший музыкантов с новыми пластинками, списывавший для групп английские слова и знакомивший музыкантов друг с другом в милой, прокуренной, уставленной книгами и пластинками комнате одной из хрущобных квартир Марьиной рощи). Серёже чрезвычайно понравились «Ветры Перемен», он подружился с ними и привёл А.Л. к ним на репетицию. Я учился в музыкальной спецшколе им. Гнесиных по классу виолончели и играл при этом в группе «Виолончелисты», состоявшей исключительно из виолончелистов, гнесинцев и консерваторцев. Помимо меня (клавишника и вокалиста) в неё входили Иван Монигетти (контрабас, вокал), Михаил Кекшоев (гитара, вокал) и Борис Острин (гитара, вокал). Несмотря на крайнюю музыкальность, высокий профессионализм, пышущий энтузиазм и трогательный пуризм — делали только Битлз и никого больше — «Виолончелисты» страдали от отсутствия усиления электрических инструментов и каких бы то ни было ударных. Апологетическая шутка — ударника, мол, нет, потому что не удалось пока найти ударника-виолончелиста — сразу же всем надоела. «Виолончелисты» выступили всего два раза — осенью 1968 г. в Архитектурном институте и на новогодних танцах в институте Литературном. К тому времени я уже сговорился с Толей Алёшиным из «Ветров Перемен»: заменю на клавишах Сашу Штермана (шуткам типа «Штерман-Лерман» не было конца) и, произведя по ходу дела другие необходимые замены в составе, сделаем из «Ветров Перемен» нетривиальную группу с упором на красивое многоголосие и оригинальный репертуар, сочинённый А.Л. Всё сие и произошло. К лету 1969 г. «Ветры Перемен» уже выступали в небезызвестном кафе «Времена года» вместе с «Троллями» в таком составе: Александр Лерман (вокал и годовиковская «Юность»), Михаил Кекшоев (ритм-гитара, вокал), Михаил Мастаков (бас, вокал), Владимир Ксенофонтов (лид-гитара), Владимир Горбаченко. Толю Алёшина к тому времени забрали в армию. Горбаченко тоже ушёл в самой середине летнего ангажемента. Вместо него пришёл Александр Константинов (Бутылкин), который мог загвоздить очень высокую ноту вверху любого аккорда — что твой Грэхэм Нэш (с которым мне довелось познакомиться семь лет спустя). Именно этот состав и стал знаменитым в Москве. В этом «классическом» варианте «Ветры Перемен» выступали в Каэме (Кафе Молодёжном на бывшей улице Горького), где открылся первый известный А.Л. рок-клуб — «бит-клуб» на языке того времени. Репутация «Ветров Перемен» — которых, кстати, Каэм постоянно пытался переименовать так, чтобы потенциально крамольные «перемены» из названия исчезли — сложилась из «клёвого трёхголосия» типа Hollies и повышенного интереса к русской фольклорной (и теперь уже прямо скажем — церковной) мелодике, проявившейся в оригинальных композициях. На сцене «Ветры Перемен» старались никогда не улыбаться, чем также вызывали комсомольский гнев.

Так и не выбросив «Перемены» из своего названия и не заулыбавшись, «Ветры Перемен» просуществовали до самого 1970 года, когда аз многогрешный, услышав, как Александр Градский кроет хорошо поставленным матом в микрофон комсомольских вождей на какой-то халтуре «Скоморохов» в МГУ, решил навеки связать свою судьбу со «Скоморохами». «Навеки» — в составе Градский, Буйнов, Полонский (а затем Фокин) и А.Л. — продолжалось года два. Участие А.Л. в «Скоморохах» было междугороднее: москвич по рождению, воспитанию и складу, я волею судеб оказался тогда студентом Вильнюсского университета в Литве, где специализировался по английским и литовским штудиям. Литва привлекала меня не только литовским языком, но и меньшей своей совковостью, радостным ощущением не окончательной ещё победы марксизма-ленинизма над человеком.
Я летал на «Скоморошьи» концерты из Вильнюса в Москву. Это было неловко, да и при тогдашних символических «Скоморошьих» заработках накладно. Основная тусовочная и частная моя жизнь протекала в Москве. Я ушёл из Вильнюса и перебрался обратно в Москву. Вскоре поступило предложение от «Весёлых ребят». Там уже некоторое время работали Градский и Полонский (Градский вскоре ушёл, зато пришёл Буйнов). С осени 1972 г. я стал гастролировать и записываться с «Весёлыми ребятами», этими советскими Yardbirds. Будучи в «Весёлых» солистом, я записал с ними массу советских пластинок, и гибких, и негнущихся (в частности, «Любовь — огромная страна»). Записывался я и у Давида Тухманова (например, спел «Сердце, сердце» на диске «По волнам моей памяти»; поскольку пластинка вышла уже после моего отъезда, имя моё на тухмановском альбоме не появилось, а с «Весёлоребятовского» исчезло; впрочем, все имена музыкантов на последующих тиражах «Любви — огромной страны» исчезли, остались только пустые жёлтые «тени» под фотографиями).
В «Весёлых» я познакомился с Александром Чиненковым, пришедшим туда из козловского «Арсенала» и принесшим с собой фирменный трубный звук и удивительную ритмичность — как в музыке, так и в человеческих отношениях; подружился с Евгением Казанцевым, великолепным музыкантом, отличным басистом и человеком басовой же глубины. Немного позже в «Весёлые» пришёл и давно любимый мною блестящий гитарист, в частности, и музыкант вообще Вадим Голутвин.

Поездки с «Весёлыми ребятами» по Сибири, Дальнему Востоку, центральной и прибалтийской России (особенно незабываемая поездка в бывший Кенигсберг, где у разбомбленных руин собора на заросшем пустыре местный алкаш ссал на исписанную граффити могилу Иммануила Канта) дали мне, жившему дотоле лишь в Москве и Вильнюсе (не считая курортных вылазок в Крым и на Кавказ) возможность пристально вглядеться в советскую родину и в «крепостную» жизнь её граждан. Ужасу моему и стыду, усугублённым ощущением собственного бессилия, не было конца...
Исполнять и записывать собственную музыку у меня по-прежнему не было никакой возможности, за малыми исключениями (одну-две песни стали играть в концертах «Весёлые», но о записи не могло быть и речи). Вообще было тоскливо и больно за бесцельно проживаемые годы. Я ушёл из «Весёлых ребят» и пошёл в «Добры молодцы», куда меня пригласил очень понравившийся мне тогда Сева Новгородцев. Вскоре Севу выжил Росконцерт (и он уехал в Англию), а я, съездив с «Молодцами» в одну поездку, перешёл в «Аракс», репетировавший тогда в захаровском уже Ленкоме «Тиля». Отыграв в театре один сезон, я зачем-то вернулся в «Весёлые ребята». Мои планы покинуть построенный на массовом убийстве, живущий пирамидальным рабством забитых своих подданных безнадёжный Совок к тому времени совсем оформились и приняли конкретную художественно-поэтическую форму. Подав заявление на выезд к вымышленному дяде в Израиль, я окончательно выбыл из «Весёлых ребят» и стал выступать соло под акустик. Последний мой перед отъездом концерт состоялся в начале декабря 1975 г. в Архитектурном институте в компании Андрея Макаревича и «Машины времени» (где играл в то время и Игорь Саульский). В конце декабря 1975 года хельсинкских соглашений и разрядки Совок соблаговолил выпустить меня никчёмного к несуществующему дяде (а ведь мог бы и бритвой!). так очутился я в Австрии, потом в Италии (в Риме, где жил и пел в православной, бывшей посольской, с иконостасом Брюллова, церкви), а потом и в Сан-Франциско (Калифорния). Там, вместе с Юрием Валовым из московских «Скифов», я организовал группу Sasha & Yuri, прогрохотавшую в 1976 г. по Западному побережью США. По ходу концертов я рассказывал о молниеносном рождении и медленном удавливании рока в СССР; американские газеты и журналы — The New York Times, L.A.Times, The Rolling Stone — печатали мои устные рассказы; было много передач и по радио (в том числе концертная запись и интервью по «Голосу Америки») и телевидению. В советской печати появились опровержения, в Америку на гастроли поехали «Песняры» (назад вернулись не все) и чуть-чуть было не поехал «Ариэль»: клевета, мол, наш советский рок самый-самый в мире. Благодаря такому международному вниманию в 1976 г. в Москве был проведён первый официальный рок-фестиваль (с участием «Машины времени» Макаревича) и рок потихонечку стал вылезать из погреба, которого не покидал с самого рождения.
В 1977 г. я устал от шумного света и, сдав соответствующие экзамены, поступил в аспирантуру Йельского университета — заканчивать своё филологическое образование. В 1985 г. я защитил докторскую диссертацию, а в 1989 г. помог создать кафедру русского языка и литературы в Делаварском университете (University of Delaware), США, где в настоящее время являюсь профессором русского языка и культуры.

Музыку я не переставал сочинять никогда, даже в самые академические годы. В прошлом (1993) году Вадим Голутвин и Александр Чиненков в качестве продюсера предложили мне записать CD с теми моими вещами, которые исполнялись в 1968—1970 годах и на которых создалась репутация «Ветров Перемен». Это прежде всего «Зелёный дол», «По этой лестнице», «Долина-долинушка», «Для песни задушевной», «Новгородский пир», «Твой облик», «Такие вещи». Кроме того, было решено записать несколько вещей периода «Скоморохов» и «Аракса»: «До любви, до нежности», «Скоморох», «Надежда, Любовь и Вера», «Летучий Голландец», «Всё по кайфу», «Волхвы (От уютных судеб)». Вошли в собрание и более поздние вещи, написанные мною уже в Новом Свете: «Нежный монтёр», «Whatever You Do», «Live Like Trees Grows». Получилась, таким образом, достаточно представительная коллекция. Все эти вещи, несмотря на их разность, объединяет всегда дорогая автору («Весёлые ребята» не в счёт) эстетика живого звучания, внутренней сдержанности и экономии средств, а также мелодика, усвоенная главным образом из народных песен тверской губернии (откуда родом мать сочинителя) и из знаменного распева — и не без влияния со стороны различных английских, преимущественно, музыкантов, которых слушатель без труда определит. За исключением «По этой лестнице», записанной А. Градским на концерте, посвящённом двадцатилетию «Машины времени» и вышедшей на кассете, а также «Для песни задушевной» и «От уютных судеб», вышедших на компакт-диске СВ «Москва и москвичи», ни одна из вещей никогда студийно не записывалась и не публиковалась. Благодарю А. Градского, а также СВ, за то, что они записали мои вещи. Особую благодарность приношу Вячеславу Малежику за исполнение некоторых моих песен в концертах и за тёплые слова и дружеские дела по отношению к автору этих строк на протяжении многих лет.

В заключение:

Спасибо маме (из крестьян тверской губернии) за её песни в детстве и потом. И теперь.

Сердечное спасибо Александру Чиненкову и Вадиму Голутвину за их память и любовь, и за честь, которую они оказали мне своей работой над этим альбомом. Только благодаря их невероятной обязательности, скрупулёзности и деятельной любви этот проект стал реальностью. Если бы все так трудились в России, она давно превратилась бы в цветущий сад.

Спасибо Чине, Вадиму, Жене Казанцеву и Анатолию Абрамову за несказанное удовольствие работы и общения с ними.

Спасибо Валерию Андрееву за студийный уют, чуткую режиссуру и (last but not least) билеты на «Женитьбу Фигаро».

Слава Богу за всё.

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных.
Аминь.

Александр Лерман
29 июля 1994 г.

Александр Лерман, 2002 год