«Памяти гитариста. Памяти поэта» — четвёртая пластинка (миньон) Давида Тухманова, выпущенная фирмой «Мелодия» в 1978 году.
В 1978 году Тухманов подготовил миньон — «Памяти гитариста. Памяти поэта» — с двумя песнями, своего рода продолжение диска «По волне моей памяти» только на этот раз на стихи современных поэтов Роберта Рождественского и Андрея Вознесенского. Ритм-секция была та же, что и на предыдущем диске, а вокал записал Александр Евдокимов.
Оригинальным для того времени был внешний вид конверта пластинки: чисто белый с названием, небольшим рисунком в центре и мелкой подписью «Тухманов» в нижнем правом углу.
--------------------------------------------------------------------------
Пластинка с записью двух новых композиций Давида Тухманова. Автор, один из ведущих советских композиторов-песенников, не так давно обозначил свой переход в звукозаписи к творчеству в жанре большого альбома. Диск "По волне моей памяти" был хорошо встречен музыкальной критикой. И вдруг, казалось бы, шаг назад: выпуск маленькой пластинки "сингла", которая, согласно сложившемуся стереотипу, может содержать лишь музыку для танцев.
Однако новая работа Тухманова принципиально отличается от коммерческой формы "силгла". Тем, хотя бы, что благодаря скорости 33 оборота каждая композиция в полтора раза длиннее обычной танцевальной. Впрочем, даже традиционная "сорокапятка" иной раз, в зависимости от позиции автора, может стать обращением к серьезным проблемам. Здесь стоит вспомнить столь высоко ценимый самим Тухмановым ансамбль "Битлз" и их "сингл" 1967 года - "Земляничные поляны навсегда/Пенни Лэйн".
Итак, белый, как страница стихотворного сборника, конверт с маленьким диском. Имена, кому посвящены композиции, не названы. Памяти какого поэта? Возможно, это испанец Федерико Гарсиа Лорка, подло убитый фашистами. Памяти какого гитариста? Возможно, это чилиец Виктор Хара, которому, чтобы заставить его прекратить петь, выстрелили в горло, отрубили тесаками кисти рук.
Надо ли называть конкретные имена? Это диск памяти поэтов негритянского движения, против апартеида, памяти Пабло Неруды, чье сердце не выдержало боли, вызванной чилийским путчем. Памяти тех, кто бесстрашен наедине со смертью, жертвуя своей жизнью во имя подлинной любви и свободы. Тех, кто первым сгорает в очищающем огне творчества.
Две песни, одна на стихи Роберта Рождественского, другая - Андрея Вознесенского.
Интимнейшая тема, обращение к тому, кого уже нет! Стихи, посвященные умершему, - эпитафия, Музыка - реквием. И не случайно один из первых реквиемов, написанный в 1585 году, был посвящен поэту-французу Ронсару.
Работа Тухманова - это и реквием, и эпитафия. Это - колыбельная тому, кто заснул навеки. Это посвящение своего труда памяти Гитариста и Поэта. Это подобно колыбельной матери, посвящающей своей песней ребенка в поэзию и культуру своего народа. Композитор едва ли не впервые приобщает с помощью искусства только начинающего жить сознательной жизнью подростка в сферу действенного интернационализма, в ту сферу, где и поэзия, и музыка служат истине, классовой правде, солидарности всех честных людей.
Обязательная для Тухманова интонационная точность. В песнях "Памяти..," слова с помощью музыки обретают по испански экспрессивную ритмику. Для этого композитору не понадобилось цитировать "испанскую" гитару. Музыка подчиняется тексту, а текст - музыке, слова то словно набегают друг на друга - высказаться, скорее, - то образуют горестно повторяемый рефрен. И выпеваемые вокалистом Александром Евдокимовым гласные, это тягучее а-а-а не только Латинская Америка, но и русский -фольклорный плач.
"Памяти Гитариста" начинается слабыми звуковыми всплесками синтезатора, вторящими голосу вспоминающего: "Кафе называлось как странная птица - "Фламенго"... И постепенно кафе, созданное звуками, заполняется образом Певца и его Гитары. И когда звучит строчка "Четыре оркестра могла бы она переспорить", то интонационный накал вокальной партии, мощь аккомпанемента говорят слушателю - это была ТАКАЯ гитара, это был ТАКОЙ певец! Тем сильнее скорбь, когда голос вокалиста на время замолкает и музыкальная реприза оставляет слушателя наедине с самим собой, со своими раздумьями, Далее голос Александра Евдокимова в соединении с тембром синтезатора и характерным звучанием особых ударных инструментов - "конга" создает вызывающий озноб, образ человека, идущего по стеклу.
Мы так и не узнаем, каким образом погиб этот "чему улыбающийся парень" В конце композиции вновь возникает музыкальная тема скорбного, мятущегося размышления. Возникнет и станет постепенно затихать как боль, притупляющаяся по прошествии времени.
Лишь после смерти человека понимаешь, как много ты потерял. Смерть уносит целый мир. Погибший поэт уносит с собой еще несбывшийся несуществующий мир, который он обязан людям подарить пусть ценою внутренних мук.
"Памяти Поэта". Голос и торжественно-трагические фортепианные аккорды возникают одновременно
Уже все случилось, произошло свершилось: "Прощайте, Поэт, прощайте...". Дальше Александру Евдокимову вторит традиционный для церемонии панихиды орган. И снова вокал переходит к интонациям плача! И здесь стоит ОТМЕТИТЬ, с какой точностью Тухманов следует жанровым особенностям: и ласковые прозвища, которыми наделяется умерший. И обвинения самого в черствости недопонимании того, с кем уже невозможна никакая беседа, - все это присутствует в плачах, записанных фолклерными экспедициями.
Рваный ритм, в который облачена последняя фраза "Невыплаканная флейта в красный легла футляр" не случайна. Не так ли мечется мысль человека, в бессильи сживающего кулаки: сделать, увы, ничего невозможно.
В рок-музьке жанр плачя. музыкальной эпитафии появляется в 60-е годы, стоит назвать хотя бы композицию "Замурованная в печали", посвященную памяти американской певицы Дженис Джоплин. Композицию "Похороны друга" Элтона Джона, которую автор посвятил памяти разбившегося приятеля - мотогонщика, стоит вспомнить и запись Чеслава Немена с диска "Катарсис", памяти музыканта Петра Джиемского, где траурный хор и вокал Немена наложены на звук в конце концов оборвавшегося сердцебиения, "Эпитафию" 1969 года Кинга Кримсона.
Однако Давид Тухманов - едва ли не первый, кому удается в небольшом произведении достичь столь высокого уровня обобщения. Достичь зримости символа Памяти.
Л. Ситников
Диско-клуб 16 февраля 1980
http://popsa.info/bio/006/006b-4.htmlМиньон «Памяти гитариста. Памяти поэта»
В 1975 году ритм-секция вокально-инструментального ансамбля «Верные друзья» последовательно с песнями альбома Давида Тухманова «По волне моей памяти» записала также две баллады, которые составили миньон «Памяти гитариста. Памяти поэта», вышедший лишь в 1978 году. Тухманов не мог найти для его записи певца с большим диапазоном голоса, и Борис Пивоваров вспомнил солиста и бас-гитариста ансамбля «Добры молодцы» Александра Евдокимова, которого он слышал на концерте во Львове и потом на джем-сейшене в клубе, куда Евдокимова пригласили львовские музыканты. Пивоваров тогда с Евдокимовым не знакомился, но голос его запомнил, и мнение Бориса Пивоварова послужило достаточной рекомендацией для Давида Тухманова и Татьяны Сашко к приглашению Александра Евдокимова сначала к прослушиванию, а затем к записи пластинки.
Сохранилась обложка миньона «Памяти гитариста. Памяти поэта», который Тухманов подарил Пивоварову со следующим инскриптом: «Дорогому Боре Пивоварову на добрую память с горячей благодарностью за эту пластинку».
http://www.wikiwand.com/ru/Пивоваров,_Борис_(гитарист)Памяти Джими Хендрикса. Памяти Семёна Кирсанова
Вышедший в конце 70-х миньон Давида Тухманова «Памяти гитариста. Памяти поэта» у кого-то вызвал восторженную реакцию, кто-то, сравнивая эту работу с диском «По волне моей памяти», считает её качественно иной. Я же всегда воспринимал данную пластинку как логическое продолжение знаменитого концептуального альбома. И сегодня интернет-гость «Петропавловск kz» — исполнитель этих интереснейших композиций Александр Евдокимов, в своё время участник таких популярных ансамблей, как «Добры молодцы», «Красные маки» и «Поющие сердца». — Александр, расскажите, пожалуйста, когда и как началась работа над миньоном Тухманова? — Это было, если не ошибаюсь, в 1975-м году, я был на студии «Мелодия», с «Добрыми молодцами» писали пластинку. И вдруг меня позвали к телефону, я очень удивился, думаю: кто меня в Москве может позвать к телефону на студии? На том конце провода сказали, что это Татьяна Сашко, супруга Тухманова, чем я был совершенно поражён, это для меня было неожиданно. Она предложила мне приехать к ним домой. Я приехал, они сказали, что у них есть две баллады, которые были написаны тогда же, когда и песни для диска «По волне моей памяти», и что эти баллады очень сложные, поэтому не нашлось вокалиста, чтобы записать – там был очень большой диапазон. И гитарист Борис Пивоваров… — Который играл на записи «По волне моей памяти»… — Да, и он предложил меня. «Добры молодцы» были во Львове, он услышал меня на концерте, потом львовские музыканты, хорошие ребята, пригласили меня на сейшен к ним в клуб. Я там немножко попел, и он меня услышал, не знакомился со мной, но предложил меня Тухманову на эти две баллады. Я спел несколько песен, потом Давид Фёдорович с Татьяной Алексеевной показали мне одну из баллад и говорят: «Могли бы спеть кусочек?» Там был 4-дорожечный магнитофон, Тухманов записал меня и сказал: «Это нормально, а вот это вы можете спеть?» (там как раз был фрагмент высокий). Я спел, он говорит: «Отлично». И мы стали готовиться к записи, подготовка заняла две недели, бэк-вокал должны были петь девочки, которые пели на альбоме «По волне моей памяти». Я сказал: «А давайте я спою!», хотя ни разу не пел бэки (смеётся). Тухманов мне: «А вы можете?» Я ему: «Да». Так решили, что бэки буду петь я. Потом началась запись на студии фирмы «Мелодия», по-моему, было четыре смены. Приблизительно вот так всё происходило. — Впервые я услышал «По волне моей памяти» по местному радио, причём трансляция велась с винила. Впечатление было мощным. Но не менее мощным оно было, когда я прослушал «Памяти гитариста» и «Памяти поэта». — Дело в том, что у меня это была первая запись, вообще первая запись в жизни. До этого я работал на танцах у нас в Твери, в городском саду, у меня была своя группа. Сейчас молодому поколению повезло, и я за них очень рад, что они могут писаться, у них есть аппарат любой, любые гитары, всё, что хочешь. А у нас тогда ничего не было, я даже не слышал своего голоса, и в то время были очень популярны «Весёлые ребята»… — С пластинкой «Любовь – огромная страна»? — Да, и мы копировали такой московский говорок, на чём я немножко погорел, когда стал петь «Памяти гитариста». Голос получился тонкий, немножко по-другому я пел «Памяти поэта». И когда я в первый раз услышал свой голос, сказал: «Давид Фёдорович, что это у меня такой голос?» (смеётся). Он говорит: «Какой?» Я говорю: «Тонкий!» Он мне: «Ну, какой есть!» Причём интересно, что простые какие-то куски получались сложнее, что ли, а сложные давались мне легко, к счастью. Конечно, хочу сказать, что сама запись была гораздо интереснее, она плотнее звучала, но в то время был худсовет, и они всю её запрессовали. Но вышло то, что вышло, я благодарен Давиду Фёдоровичу и Татьяне Алексеевне, которая сама занималась со мной вокалом, ей хотелось услышать, как она это слышит.
— Честно говоря, для меня загадка, почему эта пластинка не получила такой же популярности, как «По волне моей памяти». Может быть, просто осталась в тени? — Для меня это была тоже загадка. Музыкантам нравилось, но, видимо, не нравилось чиновникам от культуры. Дело в том, что одну фразу или даже две мы переписывали через год. Там было, по-моему: «Пьерошка в одежде ёлочной, в ненастиях уцелев». Это не понравилось наверху, и миньон не выпускали два года, по-моему. Он был записан в 1975-м, через год мы переписывали, и только ещё через год пластинка вышла. В то время вообще очень сложно было с музыкой пробиться. Потом, как говорил Тухманов, это же не просто «Памяти гитариста», композиция изначально посвящалась памяти Джими Хендрикса. И «Памяти поэта» — памяти Семёна Кирсанова, который умер от рака горла, вот почему там была строчка: «А было кровоточенье из горла, когда он пел». Но сказали, никаких Джими Хендриксов, тем более опального Кирсанова. И поэтому написали: «Памяти гитариста. Памяти поэта». Работа интересная была, конечно. — В то время гремел ещё один хит Тухманова – «Остановите музыку» в исполнении Валерия Павлова… — Да-да. «Остановите музыку» я тоже пел, с «Красными маками», после «Добрых молодцев» я работал там. Записал, есть даже миньончик — «Не успокоимся» (польская песня, переведённая на русский язык) и «Остановите музыку». А сейчас я живу в Твери, пишу свою музыку, писал на английском, это тоже есть на моём сайте под рубрикой «Непопулярная музыка», где я раскрываюсь как музыкант. — Спасибо Вам огромное за интервью! И ещё раз спасибо за выдающуюся работу с Тухмановым… — Вам спасибо за звонок, удачи! А за те композиции спасибо Давиду Фёдоровичу, я был обыкновенным исполнителем. Конечно, тоже свою лепту внёс, некоторые «фишечки», которые я предложил, были интересные, например, фальцетом когда пел. Все спрашивали: что там, мини-муг? Я говорю: нет, я голосом. Никто не верил. Там большой скачок, хотя я этого не понимал даже – ну, мне Господь дал вот такой голос, это не моя заслуга, дано просто, и всё. Поэтому мне казалось: что такого, пою и пою… Беседовал Дмитрий АВДЕЕВ
Источник:
http://www.pkzsk.info/pamyati-dzhimi-xendriksa-pamyati-semyona-kirsanova/© Петропавловск kz — ИА REX-Казахстан. Все права защищены. Копирование материалов сайта без ссылки на источник преследуется по закону.
