(Русский рок, Reggae)[MC][DEMO][16/44.1] Комитет Охраны Тепла - 5.02.1988 - 1988, FLAC (image+.cue)

...Отыграв осенью 87-го года несколько концертов в Харькове и Калининграде, «Комитет» начал настраиваться на
студийную запись. Она состоялась в феврале 88-го года в помещении того самого Дома культуры железнодорожников,
в котором работали Олди и Щедрин. Поводом послужили два обстоятельства, причем оба напрямую были связаны с
Красной Армией. Во-первых, надвигавшийся весенний призыв грозил существенно уменьшить ряды «Комитета» -
поскольку под колпаком местного военкомата оказались саксофонист Андрей Брытков и флейтист Саша Багачевский.
Второе обстоятельство заключалось в том, что служивший в Калининграде давний приятель Олди Лотарс Утемма
(в тексте у Кушнира именно так, правильно - Лотарс Штемме) сумел сорваться на ночь в самоволку, прихватив с
собой выписанные из Таллина компрессор и ленточный ревербератор. В семь часов утра в воинской части происходила
перекличка, на которой ему надо было присутствовать любой ценой. Таким образом, в распоряжении «Комитета»
была ровно одна ночь. Запись осуществлялась по принципу «со сцены - в пульт» и отличалась от концертной
возможностью переигрывать неудачные дубли. За пультом сидел звукорежиссер Сергей Абрамов, а в роли продюсера
выступил Эдик Нивердаускас - один из немногих, кто уже в те времена верил в перспективы «Комитета». Позднее
об этой ночной сессии ходило немало легенд, и отделить спустя десять лет правду от вымысла крайне непросто.
Не успела начаться запись, как в клуб на огонек пожаловал милицейский патруль. Учуяв всепроникающий запах травы,
стражи порядка забрали в отделение половину немногочисленного фан-клуба, члены которого под строжайшим секретом
были «допущены в храм». На сцене, как ни в чем не бывало, продолжалась запись.
...Секстет музыкантов кучкуется вокруг похожего на лунатика Олди, который выполняет функции ритм-гитариста и
основного вокалиста. Одолженные у друзей инструменты не отстроены, фонят бракованные микрофоны, владелец
ревербератора кричит из зала, что все пишется неправильно. Абрамов, выставив условный баланс звука, засыпает
прямо за пультом. Когда при исполнении «Так скажи нам Jah» музыканты начинают пританцовывать в такт зажигательным
ямайским ритмам, он просыпается и начинает злобно материться. Оказывается, эхо от топота ног попадает в вокальные
микрофоны. Флейта и похожий на детскую пищалку саксофон балансируют в диапазоне между атональными мелодиями
и - почему-то - восточным поп-фолком. Это совсем не близко реггей-эстетике, но еще дальше от нее - спотыкающийся
бас Стэна и блюзовые партии Щедрина. Эй, где вы, растаманы? В какой-то степени ситуацию спасают барабанщик Саша
Верешко и клавишник Андрей Коломыйцев, но под утро от нечеловеческой усталости начинают допускать промахи и они.
Олди орет на лажающего Стэна, и последний не остается в долгу. Прямо посреди песни он бросает бас-гитару на
комбик и растворяется в ночи. «Скотина!» - несется ему вслед. После исчезновения Стэна на сцене происходит
перегруппировка сил. Щедрин меняет гитару на бас. Коломыйцев играет на  клавишах партию баса в «Не верь мне»
и «Новой сказке».
...«Не верь мне» - самая свежая и, пожалуй, самая эффектная композиция «Комитета». В этом сыгранном на грани
агонии демоническом монологе можно услышать как мамоновские интонации, так и вывернутый наизнанку ответ на
похотливое кинчевское «Ко мне»: «Не верь мне, беги от меня/...Беги от меня, пока ты нравишься мне/Беги от меня,
пока ты одета/Не верь мне, не привыкай ко мне...» Позднее этот западающий в душу реггей станет классикой
«Комитета». В 90-х годах группа любила объединять «Не верь мне» с композицией «Их Бин Зольдат Jah», доводя
общее время звучания до десяти-пятнадцати минут. В период, когда «Комитет» активно разъезжал по стране с
концертами, композиция «Не верь мне» открывала эротический блок («Резиновый танк», «Герландия», «Девочка, давай»),
на который крайне бурно реагировали несовершеннолетние поклонницы - с бусами, фенечками, ксивничками и
недоеденными яблоками в карманах... Однако вернемся в ДК железнодорожников. К моменту записи последней песни
(посвящение Бобу Марли - «Плачет небо») Олди настолько сильно устает, что внезапно перестает нервничать. Это идет
на пользу делу - who feels it knows it. И хотя в одном месте сбивается Верешко, финал получается убедительным.
«Великому учителю-растафари... Навсегда любимому нами, - шепчет в микрофон Олди. - Мы - советские растаманы...
Дети твоего солнца... Дети твоего тепла». Половина седьмого утра.
Коломыйцев забирает 60-минутный пленочный оригинал, чтобы вытянуть дерьмовый звук на эквалайзере. «Как назовем
альбом?» - спрашивает Верешко у Олди. «Зубы», - отвечает тот, держась рукой за больные зубы. «Хорошо хоть, что не
геморрой», - шутит кто-то из фан-клуба. В спешке собирается аппаратура. Рядовой Утемма с ревербератором и
компрессором под мышкой бегом направляется в сторону воинской части, успевая перепрыгнуть через зеленый забор
за пять минут до начала утренней переклички.
Ах, Карибские острова...