(singer/sonwriter, folk-rock) Martin Carthy - Signs Of Life - 1998, FLAC (tracks+.cue), lossless

МАРТИН КАРТИ
В исполняемых песнях Карти придает словам решающее значение, его фразеология продиктована единственно верным и разумным способом: значимостью слов и никогда ритмом гитары.
Ян Кемпбелл
Во всех справочниках, энциклопедиях, квалифицированных статьях и авторитетных очерках Мартин Карти безоговорочно признается одним из отцов Фолк-Возрождения. Он – не просто классный музыкант, в совершенстве владеющий самыми разными стилями и настройками (Дэйви Грэм считал его настройку - CGCDGA - самой оригинальной), не только отличный певец и редкостный аранжировщик, но и собиратель фольклора, его подвижник. Это качество помогало Мартину вытаскивать на свет Божий полузабытые мелодии и, казалось, навсегда исчезнувшие гармонии. Бережно и старательно аранжируя традиционные песни, Карти добивался того, что каждая его работа освящена некой изначальной Правдой, отчего исполненные им песни и баллады являются еще и документами разных эпох. Образно говоря, Карти принадлежит к наиболее умелым и талантливым виночерпиям из бездонных запасов английского фольклора.
Мартин Карти родился 21 мая 1940 года, в городке Хэтфилд, графство Хетфордшир, чуть севернее Лондона. Он был на полгода старше Дэйви Грэма и на целых три – Берта Дженша, обстоятельство для стремительного времени немаловажное. Скиффл и Лонни Донеган обрушились на голову Мартина, когда тот был уже вполне сформировавшимся: после школы он работал помощником менеджеров в различных театральных компаниях. Энергия и ритмы скиффл пробудили в Мартине любопытство к песням, которые он слышал в детстве от матери и обрывки которых все время мелькали в его памяти, становясь тем осязаемее, чем старше он становился.
Его мать была активной участницей Фолк-Возрождения двадцатых-тридцатых годов. Она часто ездила в местечко под названием Thracksted в графстве Эссекс, где жил Густав Холст (Gustov Holst). Там еще в 1911 году местный священник начал возрождать Morris dancing - легендарный религиозный танец. В этой деревне еще жили старики, которые помнили этот танец, сочетающий признаки шествия и пляски с мечами. Morris dancing исполнялся в первую неделю после Пятидесятницы[ii] двумя группами мужчин по трое в каждой; исполнители были в белых нарядных одеждах, в руках держали уже не мечи, а палки или белые платки, а к ногам, ниже колен, привязывались колокольчики. Две группы становились друг против друга, совершая всевозможные ритуальные действа, под сопровождение игры на пайп-энд-тэйборе.[iii] Можно только представить, как в Мартине с возрастом воскрешались рассказы матери.
В конце пятидесятых Карти стал посещать клуб Princess Louise, где слушал Эвана МакКолла, Пегги Сигер, Берта Ллойда, Алана Ломакса… Он вспоминал, как однажды Эвану МакКоллу подыгрывал индийский гитарист Фитзрой Коулмен (Fitzroy Coleman). Это было нечто неожиданное, необычное и непростое. Карти тогда решил, что будет двигаться в этом направлении, и понял, что уже не сможет играть скиффл или рок-н-ролл. Вскоре его потрясла новая встреча: он услышал блюзы в исполнении Бига Билла Брунзи[iv] и влюбился в его музыку. Карти перенял у Брунзи все аккорды, выучил все, что только слышал от него. А потом он попал под влияние Элизабет Коттен и ее песни «Freight Train»…
Мы уже упоминали это имя в связи с влиянием Коттен на Ренборна, но судьба этой удивительной женщины, прожившей без малого век, заслуживает того, чтобы на ней остановиться.
Точная дата рождения Элизабет Коттен не известна. Чаще всего упоминаются 1893 и 1895 годы. Некоторые источники называют 1897 год, что маловероятно. Точно известно, что родилась темнокожая девочка в городе Чепель Хилл (Chapel Hill), штат Северная Каролина, и что она была четвертым ребенком в семье. Отец работал чернорабочим на руднике, а мать совмещала работу повара и акушерки. Известно также, что в восемь лет Либба (таковым было прозвище Коттен), научилась играть на банджо, а спустя два или три года - еще и на гитаре. Как только старший брат уходил из дома, девочка забиралась под кровать, извлекала его гитару и, пока брат отсутствовал, училась на ней играть. Но как же она играла! Дело в том, что Либба была левшой, а переставлять струны на тайно заимствованной гитаре не могла. Проще было осваивать инструмент, играя на нем вверх-тормашками (upside-down). Таким образом, Либба придумывала на ходу аккорды и собственный стиль. Это, во-первых. Во-вторых, девочка уже несколько лет играла на банджо, используя плектры, и когда она взялась за гитару, то, не задумываясь, перенесла на нее технику игры на банджо. Так что можно не только предполагать, но и утверждать, что стилем fingerpicking играли на гитаре еще в 1905 году! (Спустя полвека этот стиль получит название «Cotten-picking»). В двенадцать лет Либба сумела заработать на собственную гитару, и против этой покупки никто из семейства не возражал, так как девочка была явно одаренной. Но, приобретя свою гитару, она не изменила способ игры вверх-тормашками! Да и зачем его менять, когда все и так получается? Еще одно чудо состояло в том, что Элизабет сочиняла песни. И эти песни затем пели всем семейством, устраивая импровизированные концерты для друзей и соседей.
Но в начале XX века профессиональная музыкальная карьера для темнокожей девочки было делом немыслимым. Как только Элизабет исполнилось пятнадцать, она вышла замуж и вскоре родила ребенка. Музыкальные увлечения Либбы уступили место заботе о дочери. Более чем на четверть века гитара и банджо были, если и не забыты, то отставлены в сторону, и, скорее всего, мы бы никогда не узнали имени Коттен, не услышали бы ее песен, если бы не поразительный случай, свидетельствующий о присутствии в нашей жизни Бога не меньше, чем чудо с воскресением Лазаря.
Прошли годы, десятилетия, и когда Элизабет Коттен было уже за сорок, она перебралась из своего городка в Вашингтон, чтобы помогать дочери ухаживать за внуками. Там же Либба устроилась на работу в большой универмаг. Однажды ей на глаза попалась заплаканная девочка, лет пяти, потерявшаяся в огромном магазине. В еще большем отчаянии была мать девочки - Руфь Сигер (Ruth Seeger). Это значит, что потерявшимся ребенком оказалась не кто-нибудь, а Пегги Сигер - дочь известного музыковеда Чарльза Сигера (Charles Seeger), младшая сестра Пита и Майка Сигеров, в будущем знаменитая фолк-певица и жена Эвана МакКолла!..
Руфь и Элизабет подружились, и вскоре отец музыкального семейства, узнав о количестве внуков у Коттен (пятеро!), предложил ей подрабатывать в своем доме. Это было в 1940 году. Старший сын Чарльза - Пит - уже был к этому времени известным исполнителем народных и социальных песен. Но ни он, ни его отец-музыковед, ни кто-либо другой из семейства Сигеров не подозревали, какая чудесная женщина приходит к ним по выходным, чтобы постирать, погладить, испечь хлеб или просто посидеть с детьми – Пегги, Майком и еще двумя их сестрами.
Однажды Майк, в то время обучавшийся игре на гитаре, решил поиграть на кухне, где как раз трудилась Либба. Между делом она сказала, что может показать начинающему гитаристу, как надо правильно играть. Подросток безропотно передал гитару, и Коттен, перевернув ее вверх-тормашками, сыграла несколько мелодий, приведя мальчишку в шок. Вскоре собралось все семейство. Затаив дыхание и оставив прочие дела, Сигеры слушали песню «Freidht Train» (Товарный поезд), сочиненную Элизабет еще в 1903 году!
Chorus:
Freight train, Freight train, run so fast
Freight train, Freight train, run so fast
Please don't tell what train I'm on
They won't know what route I've gone
When I am dead and in my grave
No more good times here I crave
Place the stones at my head and feet
Tell them all that I've gone to sleep.
Chorus.
When I die, Lorde, bury me deep
Way down on old Chestnut street
So I can hear old Number 9
As she comes rolling by.
Chorus.
When I die, Lorde, bury me deep
Way down on old Chestnut street
Place the stones at my head and feet
Tell them all that I've gone to sleep.[v]
Chorus.
Слухи о невероятной blueswomen, бывающей в доме у Сигеров, распространились довольно скоро, и в гости к Чарльзу и Руфи стали наведываться специалисты. Один из них, - музыкант, писатель и редактор Эд Бадекс (Ed Badeaux), посетивший дом Сигеров осенью 1953 года, впоследствии так описывал встречу с Коттен:
«Пробыв в гостях целый день, мы встретили там Либбу, и эта встреча с лихвой подтвердила сложившуюся ее репутацию. Маленькая, изящная, с огромным и естественным благородством, она спокойно и ловко играла на гитаре весьма запутанным двухпальцевым стилем fingerpicking. Она отличалась от многих гитаристов-левшей, которые овладевая инструментом, меняли порядок струн, выстраивая их наоборот. Либба этого не делала. Она брала лады правой рукой, а струны перебирала большим и указательным пальцами левой. То обстоятельство, что она не перестраивала гитару означало, что большим пальцем Либба играла основную мелодию, в то время как ногтем мизинца извлекала довольно резкие звуки на басовых струнах».[vi]
Когда Майк подрос, стал профессиональным музыкантом и выступал на сценах Америки, то решил записать Элизабет и издать пластинку, понимая, что имеет дело с явлением уникальным. В конце 1957 года они организовали запись прямо на дому Элизабет Коттен, и после нескольких сессий материал для альбома был готов.
Майк Сигер вспоминал, что Либба в это время была целиком занята воспитанием внуков и едва согласилась на запись. Сессии проводились вечерами, после того, как дети укладывались спать, поэтому Элизабет пела как можно тише, так чтобы песни служили еще и колыбельными. Она сидела на краю кровати, в то время как Майк держал микрофон. Согласитесь, сама обстановка, в какой был записан альбом, необычна и, скорее всего, беспрецедентна. За время сессий Коттен использовала несколько гитар. В доме у нее был только Silverstone с f-образными отверстиями, но Майк принес классическую испанскую гитару с нейлоновыми струнами, свой любимый Мартин D-28 и, кроме того, пятиструнный банджо, на котором были записаны две песни. Таким образом, одна из самых популярных и влиятельных песен пятидесятых – «Freight Train» - была сочинена еще в 1903 году десятилетним ребенком Лизой Коттен и, спустя более полувека, записана в спальне, в присутствии ее мирно дремлющих внуков…[vii]
В 1958 году шестидесятитрехлетняя исполнительница отметила свой дебют на профессиональной сцене полноценным лонгплеем «Folksongs & Instrumentals», встреченным с восторгом по обеим сторонам Атлантики. Мало того, что Элизабет выступила во многих американских штатах. Успех необычной блюзовой исполнительницы оказался столь ошеломляющим, что были организованы ее выступления в Англии, где Коттен, наряду с блюзовыми гитаристами из Чикаго, оказала огромное влияние на целое поколение гитаристов.
Она активно выступала вплоть до начала семидесятых, получила множество самых высоких и престижных наград, включая Грэмми, и в июне 1987 года тихо скончалась в городе Сиракузы, штат Нью-Йорк. Ее банджо и гитара помещены в музей (Smithsonian Institution), а сама Элизабет Коттен вошла в символический список семидесяти пяти наиболее влиятельных женщин афро-американского происхождения! Спустя два года после ее смерти, Smithsonian/Folkwaus переиздал на CD знаменитый альбом 1958 года с сопроводительными текстами Майка Сигера.
…Когда я впервые услышал Коттен, то испытал сразу несколько потрясений. Во-первых, поразила безупречная техника, чего я не ожидал от шестидесятилетней женщины. Первая же инструментальная пьеса – «Wilson Rag» - не только поколебала мои представления о женщинах-гитаристках, но в корне изменили их. Во-вторых, я был потрясен голосом. Да, я знал, что поет бабушка, сидящая на краю кровати, в которой спят ее внуки, но в этом ни на что не похожем песнопении я отчетливо слышал (и слышу сейчас!) интонации десятилетней девочки. Так могут петь только дети, для которых не важны точность и следование ритму аккомпанемента. Голос Коттен был как бы сам по себе, отчего создавалось впечатление, будто ей подыгрывает некий высококлассный гитарист, идущий на уступки своеобразному и на первый взгляд неумелому пению ребенка, который по-иному слышит, видит и чувствует. Можно только представить, что испытывали свидетели выступлений Элизабет Коттен, видя перед собой крохотную темнокожую бабушку, с благородной (у нас бы сказали – интеллигентной) внешностью и столь же обаятельным голосом, переполненным детскими интонациями! Наконец, еще одно потрясение – теплота и душевность, до сих пор мною неслыханные. Так, вероятно, пела бы и моя бабушка, умей она петь и играть на гитаре… Еще и еще раз убеждаешься, что техническое совершенство – ничто, если нет в нем души. В простеньких инструментальных пьесах Коттен столько картин, столько живописных полотен, сколько, быть может, нет и во всех книгах, повествующих о жизни черных в Америке. Коттен рассказывает несравненно больше, так как передает нам чувства и эмоции, переполнявшие ее саму, все ее семейство, соседей, предков… Все они, через эту хрупкую женщину, которой Господь дал долгую и счастливую жизнь, донесли до нас свои страдания, мечты и радости…
«Я купил ее пластинку и всю досконально изучил, - вспоминал Мартин. - Разобравшись, благодаря примечаниям, как надо настраивать гитару для исполнения каждой вещи, я затем разгадывал, что именно и как она играла, и вскоре мог играть весь альбом. Две песни она играла на банджо, так что я бросился и купил банджо и подобрал на нем эти мелодии».
Коттен использовала для каждой песни особенную настройку, что поразило не только Карти, но и Ренборна, и других гитаристов. Мне неизвестно, видели ли они, как именно играет Элизабет, или только слышали? Ведь едва ли кто-нибудь из них смог бы повторить технику “upside-down”. Что еще могло подкупить, так это то, что Коттен играла переборами, почти не используя ритм. Таким образом, она не просто подыгрывала себе, она – играла, возведя гитару до уровня полноценного, а не вспомогательного (при голосе) инструмента. В этом она была впереди остальных черных и белых блюзменов своего времени. Не забудем, что свои песни Коттен сочиняла и исполняла тогда, когда Биг Билл Брунзи еще не знал, что такое гитара, а Роберт Джонсон еще даже не родился! Вот почему можно смело утверждать, что герои Фолк-Возрождения - от Дэйви Грэма, Берта Дженша и Мартина Карти до американцев Джона Фэхея (John Fahey) и Лео Котке (Leo Kottke) – пошли дорогой, на которую когда-то вступила девочка из провинциального городка в Северной Каролине…
Вернемся в Англию. Если учителем Карти-гитариста стала Коттен, то его учителями пения были шотландские и ирландские певцы, в частности, старый рыбак из Норфолка - Сэм Лернер (Sam Larner). Карти впервые услышал его в клубе Ballads and Blues, и вот как он об этом вспоминал:
«Восьмидесятилетний, он буквально наэлектризовывал слушателей. Он пел, наслаждался собой и буквально сражал наповал каждого. Эван МакКолл полностью пожертвовал собой ради продвижения Сэма Лернера, и это было блестяще!
…Эван дал ему аудиторию, организовал программу и затем преподнес, как нечто, что «добьет» всех нас к концу ночи, - версию песни “Henry Martin”, со сверхстранной мелодией. Теперь мне нравится эта фантастическая мелодия, но в тот момент я подумал, что Сэм Лернер нарушает простейшие правила построения, которые я считал незыблемыми; этот старик пел с такой искренностью, осуждая пирата, топящего морское судно! Это ошарашивало, и я ушел с круглыми глазами, переполненный этим стариком. Я не верил, что вообще когда-либо буду способен на что-то после увиденного.
Потом я посещал одно местечко, называвшееся the Troubadour, и однажды увидел парня, борющегося с чем-то, наподобие осьминога, зажатого у него между колен. Это был Шеймус Эннис, игравший на иллианпайпах.[viii] Я был просто поражен, поскольку этот парень извлекал звуки сидя, и не дуновением, а при помощи рук. Его локоть делал все: и брал аккорды, и бог знает, что еще. Потом он… засвистел, потом запел и, в конце концов, стал рассказывать какую-то историю… Это было самое фантастическое пение, которое я когда-либо слышал, он захватывал полностью.
А потом была встреча с Джинни Робертсон, обладательницей властного вокала, который буквально хватает за шиворот… Моя жизнь уже не была прежней».
История «прихода» Мартина Карти к фолку, рассказанная им самим, типичная и дает представление о формировании в конце пятидесятых целого слоя музыкантов, чьи имена связаны с Фолк-Возрождением. Примерно то же было у Дэйви Грэма, Виза Джонса, Берта Дженша, Джона Ренборна и у многих других, менее известных, но обратите внимание, какую роль в судьбе каждого сыграло детство. Ветхое пианино, пятифунтовая гитара, старинные песни в исполнении матери или бабушки, отцовские пластинки на 78 оборотов и допотопный дедовский граммофон, полузабытые имена, почти стершиеся из памяти лица… Все это, казалось, отжившее, ушедшее в никуда, вдруг воскрешается в памяти, затем заполняет душу, проникает в сердце и уже там остается на всю жизнь, потому что связано с самыми светлыми днями жизни. И тогда воскресшие предметы, события и лица из далекого детства обретают живую плоть в песнях, балладах, танцах, мелодиях, которые музыкант дарит нам, а это - уже новое событие, пробуждающее к жизни наши собственные воспоминания, и уже воскрешаются другие предметы, иные имена, иные мелодии - и так бесконечно… И еще, посмотрите, какое важное место в жизни музыкантов Фолк-Возрождения занимает ученичество, какую охоту они ведут за всем новым и непознанным, какая в них страсть овладеть навыками, приемами и стилями, в какой высокий ранг возведен ими учитель и с каким почтением и трепетом говорят они о стариках! Вот верное свидетельство великой эпохи…
…В конце пятидесятых Мартин Карти присоединился к ансамблю the Thamesiders Four, куда также входили Ред Салливан (Red Sullivan), Марлон Грэй и Пит Мэйнард. В главе о Дэйви Грэме мы уже упоминали об этом ансамбле и о том, что в 1963 году вышла пластинка (EP) «From a London Hootenanny», на одной стороне которой были записаны Thamesiders Four, на другой – Дэйви Грэм. В составе квартета Карти выступал целых три года, пока его мастерство не возросло настолько, что он смог работать самостоятельно. Мартин стал штатным фолксингером (резидентом) в лондонском клубе the Troubadour и тогда же записал свои первые четыре песни для Tema Records. Однако эти записи были утеряны где-то между студией звукозаписи и фабрикой по производству пластинок. Примерно в то же время произошли события, упоминаемые в каждом очерке о Мартине Карти.
Боб Дилан, находившийся в Лондоне зимой 1962 года, услышал игру Карти в одном из фолк-клубов и был настолько потрясен, что не только завел с ним знакомство, но и позаимствовал кое-что из техники и даже внес коррективы в свое творчество. Особенно был очарован Дилан шотландской балладой «Lord Franklin». Вернувшись в Америку, он записал второй альбом «The Freewheelin’», с которого началась его всемирная слава. «Lord Franklin», с ее сложными переборами и драматическим вокалом, была переделана в простой ритмичный городской блюз «Bob Dylan’s Dream», а имя Мартина Карти упомянуто в примечаниях.
«В свое первое посещение Лондона Боб совсем не устраивал выступлений, - вспоминает Карти. - Он приехал участвовать в телевизионной драме “Madhouse on Castle Street”. Помню, он подошел со словами: “Хочу, чтобы ты кое-что послушал”, - и начал играть. Когда Дилан добрался до строчки “She once was a true love of mine…”,[ix] он взял аккорд, который я довольно часто использовал, и разразился смехом: “Я не могу это сделать!” Он никогда больше не играл для меня».
Немного позже произошла встреча еще с одним американцем – Полом Саймоном. Он и Арт Гарфанкел прибыли в Лондон после не совсем удачного дебютного альбома «Wednesday Morning, 3 А.М.» Во все том же клубе the Troubadour Саймон услышал версию Карти «Scarborough Fair». Пол добился встречи с британским музыкантом, и тот показал ему технику, настройку и аккорды. Вернувшись в США, Саймон и Гарфанкел записали вторую пластинку с заглавной балладой «Scarborough Fair», строкой из которой, - «Parsely, sage, rosemary and thyme», - был назван альбом. Если учесть разительное качественное отличие этого альбома от дебютного, то можно утверждать, что с баллады «Scarborough Fair» началась блистательная карьера американского дуэта. Когда же пластинка дошла до Лондона, Мартин Карти был страшно удивлен… Нет, не от того, что услышал «Scarborough Fair», а когда прочитал, что авторство старинной английской баллады принадлежит Саймону и Гарфанкелу. В свое время удивилась и вся лондонская публика.
«Примерно двадцатью пятью годами позже я читал интервью, где Саймон говорил о своем пребывании в Лондоне, о музыкантах, которых он встретил, и о том, чему он научился у Дэйви Грэма, Берта Дженша и у меня, - вспоминает Мартин Карти. - Я тогда подумал: “О’кей! Немного поздновато, Пол, но лучше поздно, чем никогда”. Это не была моя песня. Но я чувствовал себя оскорбленным, потому что он присвоил то, что делал я, без моего на то разрешения».
Много лет спустя, в 2000 году, Саймон все же признал вину. Приехав в Лондон, он публично извинился перед Мартином Карти и даже спел с ним эту балладу, так что история закончилась как нельзя лучше. Добавим, что Карти оскорбило не столько то, что Саймон и Гарфанкел записали «Scarborough Fair» (ее пели многие), сколько то, что они присвоили его версию – технику и приемы. И ко всему прочему поставили свои имена, как авторы, что вообще считалось наиболее позорным, а в данном случае еще и смехотворным: в Англии всем известно, сколько веков балладе.
И все же, если вы услышите версию «Scarborough Fair» Мартина Карти, вы простите Саймона, и никогда не будете ставить ему в вину столь бесцеремонное заимствование.
Саймон и Гарфанкел самозабвенно поют сладкую песню, медленно и нежно вышептывают слова, окутывают их туманом саймоновской гитары и подслащивают клавесином, в то время как новые куплеты наплывают на еще незаконченные. Так во время долгожданного отпуска безобидные волны теплого южного моря накатывают на уставшее тело. Старинная мелодия льется безостановочно, без помех и тревог, слышно, что поют люди беззаботные и не обремененные, находящиеся на пути к успеху… Но послушайте «Scarborough Fair» в исполнении Мартина Карти. Сколько в ней грусти и тоски, сколько жизни! Карти видел оригинальный текст, а значит, – знал о существовании многозначительного вопросительного знака в конце первой строки. Он учитывал и то, что Скарборо расположен на Северо-Западном побережье, омываемом северным морем, а значит, гитара не может быть только слащавым аккомпанементом, ее звучание не должно окатывать теплыми морскими волнами. В отличие от изменившей героини, гитара - подруга верная и страдает вместе с голосом.
…Скарборо – небольшой город на Северо-Западном побережье Британии, основанный в средние века викингами. Удобным расположением и тем, что летом здесь устанавливается устойчивая погода, город привлекал морских торговцев со всего побережья и даже с континента, так что ярмарка здесь действительно когда-то была. Но исследователи, отдавшие изучению знаменитой баллады не один год, считают, что слова из версии профессора Чайлда, которые мастерски аранжировал Карти, были написаны на очень древнюю мелодию. Она была известна под названием «The Elfin Knight» и происходила от самого раннего варианта этой песни-загадки, случайно обнаруженного в переплете книги, изданной в Эдинбурге в 1673 году! Слова, которые пел Карти, близки к тем, что были записаны в прибрежном городке Витби, неподалеку от Скарборо во второй половине XIX века. Считалось, что травы - петрушка, шалфей, розмарин и тмин - снимали чары с дьявольских сил. Исследователи отмечают, что эту песню когда-то исполняли дети во время игр, что свидетельствует о ее древности, так как многие детские игры – пережитки старых ритуалов. А Скарборо появился в тексте не случайно. Этот городок был издревле знаменит не ярмаркой, а уличным правосудием: воров, насильников и прочих преступников здесь судили ровно столько времени, сколько уходило на то, чтобы дотащить их до первого дерева, отчего в английском языке до сих пор существует выражение «scarborough warning», означающее – «без всякого предупреждения». Исследователи подозревают, что «лирический герой» этой баллады пытался такими намеками образумить ушедшую возлюбленную и вернуть в свое лоно. Саймон и Гарфанкел об этом не знали, иначе бы не пели балладу столь сладко.
Are you going to Scarborough Fair?
Parsley, sage, rosemary and thyme
Remember me to one who lives there
For once she was a true love of mine
Have her make me a cambric shirt
Parsley, sage, rosemary and thyme
Without no seam nor fine needle work
And then she'll be a true love of mine
Tell her to weave it in a sycamore wood lane
Parsley, sage, rosemary and thyme
And gather it all with a basket of flowers
And then she'll be a true love of mine
Have her wash it in yonder dry well
Parsley, sage, rosemary and thyme
where water ne'er sprung nor drop of rain fell
And then she'll be a true love of mine
Have her find me an acre of land
Parsley, sage, rosemary and thyme
Between the sea foam and over the sand
And then she'll be a true love of mine
Plow the land with the horn of a lamb
Parsley, sage, rosemary and thyme
Then sow some seeds from north of the dam
And then she'll be a true love of mine
Tell her to reap it with a sickle of leather
Parsley, sage, rosemary and thyme
And gather it all in a bunch of heather
And then she'll be a true love of mine
If she tells me she can't, I'll reply
Parsley, sage, rosemary and thyme
Let me know that at least she will try
And then she'll be a true love of mine
Love imposes impossible tasks
Parsley, sage, rosemary and thyme
Though not more than any heart asks
And I must know she's a true love of mine
Dear, when thou has finished thy task
Parsley, sage, rosemary and thyme
Come to me, my hand for to ask
For thou then art a true love of mine.[x]
В 1965 году Мартин Карти записал свой первый альбом (Fontana, TL 5269). В него вошли старинные баллады и песни, включая «Скарборужскую Ярмарку», аранжированные музыкантом. Несколько песен относятся еще к ХV и XVI векам...
Карти был одним из немногих фолксингеров, кто обращался непосредственно к первоисточникам, выискивая самые ранние транскрипции баллад и песен. Он искал их в частных собраниях, у известных собирателей, например, в записных книжках Перси Грангера (Persy Granger). Карти находил фрагменты произведений и «досочинял» их, отчего его версии всегда оказывались оригинальными и неподражаемыми. Музыкант часто посещал библиотеку Воэна Вильямса в Доме Сесила Шарпа, куда передавались наиболее ценные частные собрания народных песен и баллад после смерти их владельцев. Сам Карти к подобным заимствованиям относился весьма щепетильно, и его альбомы всегда сопровождают подробные комментарии к той или иной песне: история, авторство и даже краткое содержание. Кроме старинных песен и баллад, он включил в свой первый альбом балладу Эвана МакКолла и Пегги Сигер «Springhill Mine Disaster». В записи нескольких треков принял участие тогда еще молодой музыкант из Ian Campbell Folk Group – Дэйв Сворбрик, а сам Кемпбелл написал комментарий к изданию, назвав Мартина Карти одной из главных фигур Фолк-Возрождения.
«В песнях, что поет Карти, – отметил Ян Кемпбелл, - он придает словам определяющую важность, его фразеология продиктована единственно верным и разумным способом - значимостью слов и никогда ритмом гитары».
Это было справедливо, потому что из гитаристов Фолк-Возрождения Мартин Карти глубже всех проник в суть британской народной песни. Он не синтезировал разные культуры, как Дэйви Грэм, не извлекал немыслимые звуки и не поражал техникой, подобно Дженшу, не пытался совместить эпохи, как это делал Ренборн. Карти не исполнял блюзы, не соперничал с черными музыкантами, не «шел в ногу со временем» и вообще не «эксплуатировал» народное наследие. В его творчестве нет ни Индии, ни Америки, ни Востока, ни Запада, ни Севера, ни Юга… Есть только Old England. Трудно поверить, что этот музыкант несколько лет играл скиффл и шел за Лонни Донеганом. Пение и манера игры Карти совершенно лишены аффектации, в чем он следует завету древних – ars est celare artem (истинное искусство – это умение скрыть искусство. Лат.) В тоже время, Карти – из тех немногих фолксингеров, кто способен в одиночку, без аккомпанемента, одним только голосом держать в полной тишине и напряжении переполненный зал. Помните, как он рассказывал о восьмидесятилетнем рыбаке из Норфолка, исполнявшем балладу: «…Этот старик пел с такой искренностью, осуждая пирата, топящего морское судно!» Когда Мартин поет баллады и повествует о событиях давно минувших, как правило, трагических, он настолько погружен в эти события, что голос выдает в нем их свидетеля и участника. Голос Карти словно подернут пеленой, дымкой, туманом, он будто исходит из бездонного колодца времени. Исполнение им старинных песен напоминает полустершиеся фрески Джотто. Звучание Мартина Карти – тусклое. И эти озвученные сумерки – лучшее и высшее из всего, чем только можно выразить время. Грэма или Дженша пропустить мимо ушей невозможно, если только у вас есть понятие о музыке и звуке. Чтобы не проморгать Мартина Карти, требуется нечто большее. Нужны представления о времени, чувство гармонии и безупречный вкус. Несомненно, этими качествами обладает Дилан, и однажды, проходя мимо одного из лондонских кафе, он услышал голос Мартина Карти и не остался прежним, как не остался прежним и сам Мартин, услыхав Элизабет Коттен, Джейни Робертсон, Сэма Лернера и Шеймуса Энниса.
Баллада «The Trees They Do Grow High», исполненная Карти, не даст вам того представления об Англии XVI века, какое можно составить после хорошего кинофильма, но она предоставит нечто большее – ощущение Старой Англии. А мироощущение, если только вы дорожите душой, ценнее мировоззрения, потому что ближе к Началу. Представление мы составляем сами, а ощущение приходит извне. Дьяволом ли, Богом, но оно дается помимо нас, непроизвольно. Пол Саймон был соблазнен гармонией «Scarborouhg Fair», но вместо нее он мог бы взять балладу «The Queen Of Hearts», или «The Wind That Shakes The Barley», или какую-нибудь другую, и каждая прославила бы Саймона не меньше, чем заимствованная «Scarborouhg Fair». Так же, как Боба Дилана сделали знаменитым ирландская баллада, преобразованная в “Blowing in the Wind», и шотландская «Lord Franklin», упрощенная до «Bob Dylan’s Dream». А скольких прославила все та же «The Trees They Do Grow High»!
Oh the trees they do grow high and the leaves
they do grow green
And many's the cold winter's night my love and I have seen
On a cold winter's night my love you and I alone have been
Oh my bonny boy is young but he's growing
Growing growing
My bonny boy is young but he's growing
Oh father, dear father, you've done to me much harm
For to go and get me married to one who is so young
For he is only sixteen years old and I am twenty-one
Oh my bonny boy is young but he's growing
Growing growing
My bonny boy is young but he's growing
Oh Daughter, dear daughter, I'll tell you what I'll do
I'll send your love to college for another year or two
And all around his college cap I'll tie a ribbon blue
For to let the ladies know that he's married
Married married
To let the ladies know that he's married
Now at the age of sixteen he was a married man
And at the age of seventeen the father to a son
And at the age of eighteen the grass grew over him
Cruel death soon put an end to his growing
Growing growing
Cruel death soon put an end to his growing
And now my love is dead and in his grave doth lie
The green grass grows over him so very very high
I'll sit here and mourn his death until the day I die
And I'll watch all o'er his child while he's growing
Growing growing
I'll watch all o'er his child while he's growing.
У Мартина Карти было еще одно качество, позволявшее постигать корни народной музыки, – он с почтением относился к старикам. Карти видел в них и свидетелей и главных носителей духа прошлого, всегда присматривался и прислушивался к ним.
…Когда мы видим стариков и затеваем с ними разговор, то слышим исходящую от них мудрость веков, и у нас не возникает вопрос, откуда взялась эта мудрость, если всего три-четыре десятка лет назад эти ветхие старики были моложе нас нынешних. Их мудрость пришла вместе с их летами. Правильнее сказать, она спустилась к ним свыше, и они стали такими же носителями истории, как и те старики, которых сами они видели в годы своей юности. Потому что как одинаковы в своей чистоте, непорочности и счастливом неведении младенцы, так одинаковы в своей мудрости старики. И когда вы видите восьмидесятилетнего старца, то в действительности ему не восемь десятков, а столько, сколько лет самому Миру, и нет ничего удивительного в том, что этот старик помнит его Начало. Может, поэтому в Русской Церкви нет никого выше старцев! И когда Мартин Карти слушал Норфолкского рыбака или Джейни Робертсон, он видел в них тех самых стариков, что жили еще в начале прошлого века, и о которых ему рассказывала мать…
«…Мне нравится идея “необразованного гения”. Это нечто такое, что заставляет меня глубоко задумываться и что влияет на мой музыкальный выбор. Если я слушаю кого-то, вроде “Поп” Мэйнарда, поющего в девяностолетнем возрасте, и слышу, как он пищит, хрюкает, кашляет… то я знаю, что он поет в самом фантастическом ритме, который только можно вообразить…[xi]
…Если старый певец делает что-то сверхъестественное, я хочу знать: как он это делает и почему? Возможно, это происходит из-за неудобства их вставных челюстей, как принято считать, но чаще не по этой причине, а потому что они лучше нас знают, что надо делать, и хотят поведать нам о чем-то важном, и у них есть непостижимое музыкальное воображение. Некоторые из этих стариков - самые искушенные музыканты, а мы их пропустили. Это наш позор!»
Второй альбом – «Martin Carthy’s Second Album» - вышел в 1966 году (Fontana, TL 5362). В нем продолжена тема, которую можно охарактеризовать одним словом – быт. Веселые песни чередуются с грустными, печаль сменяется радостью, а гитара Карти перекликается со скрипкой Сворбрика. Тут и пираты-разбойники, и пара мясников, соперничающих с типичным Джонсоном в расчете добиться расположения некоей девицы, которая, в конце концов, обманывает их всех; здесь и беспечный матрос дальнего плавания, обчищенный до нитки хитрой шлюхой; тут и баллады об изменчивых женах и верных любовницах, восходящие еще к эпохе Боккаччо или даже к еще более ранним временам; и песни о давно забытых боевых действиях в далеком Квебеке и о прочем, что когда-то окружало повседневную жизнь британцев. Наконец, здесь представлена баллада «Lord Franklin» - грустное повествование о злополучной экспедиции сэра Джона Франклина,[xii] вознамерившегося в середине XIX века отправиться на двух судах – «Erebus» и «Terror» – к северным берегам Канады, надеясь их обогнуть и добраться до Западного побережья Америки. Экспедиция завершилась трагически, все ее участники замерзли во льдах, и в свое время это событие вызвало огромный резонанс. Английское общество было взбудоражено, а жена Франклина, собрав деньги, снарядила новую экспедицию и отправила ее на поиски мужа. Трагические события отразились в фольклоре и потому дошли до нас не только страницами учебников по географии, но и прекрасной балладой, возрожденной в пятидесятых годах XX века Бертом Ллойдом. Именно его версию заимствовал Мартин Карти, и как раз ее услышал Боб Дилан, проходя зимой 1962 года мимо клуба The King and Queen.
Со второго альбома участие Сворбрика в творчестве Карти стало значительнее, и на ближайшие годы эти музыканты составят один из самых ярких и продуктивных фолк-тандемов. Они будут совершать многочисленные турне по Британии и Европе и запишут несколько совместных пластинок – «Byker Hill» (1967, Fontana STL 5434), «No Songs» (1967, Fontana TE 17490), «But Two Came By» (1968, Fontana STL 5477), «Prince Heathen» (1969, Fontana STL 5529). На основе этих альбомов в 1971 году выйдет сборник «Selections» (Pegasus, PEG 6). Позже были изданы записи музыкантов, относящиеся к середине шестидесятых, когда дуэт Карти-Сворбрик особенно часто выступал в различных клубах. Одна из таких записей стала материалом для альбома «Both Ears and The Tail».
Дэйв Свобрик - яркий и жизнерадостный музыкант-виртуоз, с неизменной сигаретой в зубах. Он проявил себя еще в ансамбле Яна Кемпбелла, но вершина Дэйва – участие в составе Fairport Convention, где Сварб много лет был первой скрипкой в прямом и переносном смысле. Его совместная работа с Карти важна не меньше, но рядом с таким музыкантом можно играть только подчиненную роль. Во-первых, в руках у Дэйва были скрипка или мандолина, в то время как ведущим инструментом оставалась гитара. (Справедливости ради признаем, что иногда роли менялись, Карти «уводил» гитару и на передний план выходила мандолина Свобрика. Получались шедевры, вроде «The Irish Washerwoman/The Ash Plant» или «The Banks»). Во-вторых, Карти был прекрасным аранжировщиком, быть может, лучшим в британском фолке того времени. И хотя Дэйв также принимал участие в аранжировках, он уступал Карти. Для самого же Мартина, по его словам, выступления рядом с Дэйвом были самыми памятными, а период их совместной работы - наиболее плодотворный в карьере. Примерно то же говорили о Сварбе и участники Fairport Convention. Самому Сворбрику надо было за кем-то идти. Он всегда был вторым и наиболее силен был тогда, когда впереди шел кто-то другой: Ян Кемпбелл, Мартин Карти, Сэнди Денни… Его сольные альбомы – «Rags, Reels and Airs» (1967, Polydor Special, 236 514), записанный при участии Мартина Карти и Диза Дизли (Diz Disley), и более поздние, относившиеся к середине семидесятых, оказались значительно слабее. В 2001 году Мартин Карти, отвечая на вопросы журнала Folkmaster, назвал совместные выступления с Дэйвом Сворбриком самыми незабываемыми, а у Карти таких концертов и выступлений было немало.
«…Вспоминаю выступление в Оксфорде, в Университетском Обществе Гитары, в огромном зале с крошечным баром. Организаторы знали, что если в программе сделать перерыв, то концерт затянется, поэтому все заранее обставились грудами напитков. В зале было запрещено курить. Тогда всё еще курили во время концертов, но этот концерт должен был быть «некурящим» - такое условие было из-за деревянного пола и старинных картин на стенах. Это был фантастический вечер, и мы выдали концерт на два с половиной часа без перерыва! Царило всеобщее радостное настроение, мы вошли в азарт и даже не заметили, как прошло время.
А еще был Lincoln Festival в 1971 году. Он был акустическим. Только the Acoustic Byrds не были акустическими. Они играли “Do You Want To Be A Rocking Roll Star”… Это фантастика! Принимали участие: Джеймс Тэйлор, Том Пакстон, Баффи Сант-Мари, Сонни Тэрри & Брауни МакГи, Тим Хардин, лучшие музыканты Американского рок-н-ролла, плюс - Ральф МакТелл, Incredible String Band, Сэнди Денни, Pentangle и Steeleye Span. В самом конце мы играли вдвоем со Сворбриком. Мы не виделись полтора года, но устроители пригласили нас на последний час концерта. Мы вышли на сцену и начали играть. Было очень холодно, но мы лезли из кожи вон и были сильно возбуждены… Мы не виделись так долго, что буквально «выпали», и это нас снова сблизило. Обстоятельство, которое придало всему экстраординарность, состояло в том, что мы играли для пятидесяти тысяч человек! Я никогда прежде не играл для такой аудитории и даже не знал, как выглядит такое количество людей!»
In Bruton Town there lived a noble man
He had two sons and a daughter fair
By night and day they were contriving
For to fill their sister's heart with care
One night one night our restless young girl
One brother rose up from his bed
He heard the servant court their sister
Oh he heard they had a mind to wed
Oh when he rose the very next morning
Went searching for the servant-man
And when he found him this young man he murdered
Oh left him lying in the briars around
Oh she went to bed a-crying and lamenting
And thinking of her own true love
And as she slept she dreamt that she saw him
A-lying in the countryside all covered with
gore and blood
Oh brothers, brothers why do you whisper
And what's become of this servant man?
Oh we lost him when we were a-contending
We lost him were he won't ever be found
Oh she early rose the very next morning
And searched the countryside around
And there she saw her own dear jewel
A-lying in the briars where he'd been found
Three days and nights she'd lie by him
She thought her heart it would break with woe
When a cruel hunger came upon her
And in despair to her home she did go
Oh sister, sister why do you whisper
And won't you tell us where you've been
Stand off, stand off you bloody butchers
My love and I you have all slain.
Составить дискографию Мартина Карти непросто. В 2001 году, к шестидесятилетию музыканта, в Англии была издана серия – «The Carthy Chronicles», состоящая из четырех CD. Продюсер - Нил Уэйн (Neil Wayne) собрал восемьдесят три песни классика британского фолка, которые тот записал в разные годы своей сорокалетней карьеры. К сожалению, структура издания не хронологическая, так что разобраться в ней сложно. К тому же, шестидесятые годы, время наивысшего расцвета фолка и самого Мартина Карти, ограничены лишь двумя десятками песен и баллад, что явно недостаточно. Знаменитая «Scarborough Fair» представлена дважды: записанная в 1976 и в 1993 годах,[xiii] и оба варианта имеют мало общего с оригиналом середины шестидесятых. В «хрониках» имеются несколько треков, изданных еще до первого альбома. Прежде всего, это песня «Wimoweh», записанная в 1963 году, когда Мартин был в составе the Thamesiders Four. Представлены также две песни из телевизионного сериала «Hullaballoo» 1964 года, где Карти играл вместе с Рори МакИвеном и Лизой Тёрнер (Liza Turner). Вместе с тем, в собрании не нашлось места хотя бы для одной песни из альбома фолкового певца Алекса Кемпбелла, с которым Мартин Карти записывался в 1964 году (XTRA 1064). Не представлены работы Карти и в качестве аккомпаниатора. В 1965 году вышел LP «Hereself» (Wawerley) шотландской певицы Падди Белл (Paddy Bell), до того сотрудничавшей с фолк-трио the Corrie. Карти старательно подыгрывал этой певице, обладательнице тонкого и трепетного голоса и неплохой банджоистке. Мы уже упоминали об участиии Карти и Свобрика в записи альбома Джулии Феликс «Changes» (1966), где главным аккомпаниатором был Джон Ренборн. Но Карти и Свобрик записали вместе с Феликс песню «Geordie», столь яркую, что грех о ней не упомянуть… Я привожу фрагменты творческой биографии Карти только для того, чтобы обратить внимание на то, сколь она обширна.
В 1969 году пути Сворбрика и Карти разошлись. Первый вошел в Fairport Convention и стал одной из ключевых фигур этой группы, а Карти соединился с другим флагманом фолк-рока – Steeleye Span. Он не тяготел к участию в какой-либо группе, к тому же электронной, но все же согласился на уговоры музыкантов, которые оказались неплохими дипломатами. (По некоторым сведениям, он развелся с женой, и ему попросту негде было жить). С участием Мартина the Steeleye Span записали два диска, после чего музыкант оставил группу. В конце концов, он женился на фолк-певице Норме Ватерсон и стал полноправным участником ее семейного ансамбля, куда кроме Нормы, входили ее брат Майкл и младшая сестра Элен. Семейные узы, тем не менее, не мешали Мартину принимать участие в Albion Country Band и в других проектах, среди которых отметим его сотрудничество с Леоном Розельсоном.[xiv] В 1971 году Мартин Карти принял участие в записи политического альбома Розельсона «The Word Is Hugga Mugga Chugga Lugga Humbugga Boom Chit» (Trailer LER 3015).
Карти успешно выступал в восьмидесятых и в девяностых и продолжает выступать по сей день, в том числе со своей любимой дочерью Элизой (Eliza Carthy), талантливой певицей и скрипачкой.
Тонни Монтегю (Tonny Montegue) в очерке, посвященном шестидесятилетию музыканта, дал ему такую характеристику:
«Трудно переоценить вклад Мартина Карти, часто невидимый, в популяризацию фолка и даже рока по обе стороны Атлантики. В течение сорока лет он ни разу не был соблазнен приманкой массового коммерческого успеха и не отклонился от курса, который выбрал в самом начале – возвращать людям ушедшие песни, используя наиболее эффективные и честные средства. Постоянно находясь в центре, Карти, тем не менее, один из тех редких художников, которые не производят шумные альбомы и не совершают неотразимые поступки».
К этому надо добавить, что Карти еще и умный рассказчик, могущий поведать о событиях, свидетелем и участником которых он стал. Сейчас, когда ему за шестьдесят, к музыканту пришла мудрость, и вот уже он сам становится тем носителем изначальной Правды, о которой когда-то узнал от матери и от поющих стариков, давно ушедших в иной мир…
Мы уже приводили выдержки из его интервью журналу Folkmaster. Вот еще несколько ответов.
Folkmaster: Если бы Вы могли использовать одну из ваших песен для пропаганды какой-нибудь идеи, какую песню бы Вы выбрали и почему?
КАРТИ: Сразу две песни приходят на ум, одна – Майка Ватерсона под названием «Stitch In Time», о побоях жены мужем. …Муж-пьяница продолжает бить жену вплоть до той ночи, когда она ему мстит. Она расстилает одеяло поверх него, и пока муж спит, за ночь пришивает одеяло к кровати таким образом, что свободной остается лишь голова. Когда муж утром пробуждается, то обнаруживает, что не может двигаться, и спрашивает, что с ним случилось. В ответ жена его жестоко избивает сковородой, пока он не начинает кричать, взывая к ее милосердию. Наконец, она говорит: «Больше ты не пьешь, иначе это повторится, понял!?» С тех пор муж не пьет… Предполагаю, что такое могло случиться на самом деле. Я бы выбрал эту песню или, быть может, песню «Prince Heathen», схожую по теме с первой: о насилии и его последствиях. …Девушка заключена в темницу до тех пор, пока не согласится стать женой своего мучителя. Но ее ответ – «Нет!», и продолжает быть таковым, даже когда он прекращает измываться над нею и признается: «Я действительно тебя люблю». Но она отвергает его: «Это ничего не меняет. Прости, но такая любовь мне не нужна. Мой ответ – нет!»… Так что я бы выбрал одну из этих песен… Или какую-нибудь цыганскую песню - лишь только для того, чтобы сказать всем, что цыгане - не отбросы общества, но что они просто особенные люди…
Folkmaster: Есть ли какие-нибудь места, где Вы не играли, но хотели бы играть?
КАРТИ: В действительности, я никогда не хотел выступать в больших залах, исключая Swan в Stratford-Upon-Avon. Я играл там в давние времена и еще недооценивал важность происходившего, что непростительно. Невероятное место… Это новый театр, построенный на месте прежнего, сгоревшего в тридцатых. Театры полны призраков. Например, в Манчестере есть местечко под названием The Band on the Wall. Когда я там впервые играл, то почувствовал, как прошлое толпится вокруг. Музыкальное место всегда кишит духами. Я не имею в виду типов в белых простынях, окружающих вас и шикающих. Место, которое посещалось музыкой, имеет прошлое, и вы ощущаете это присутствие вокруг. Я помню, как пошел в Swan во время его строительства; это было наиболее волнующее место, где я когда-либо был в моей жизни. Здание было почти достроено и казалось живым, и было ясно, что оно будет фантастическим. Какое пространство! Призраки спали все эти годы… Если бы я только мог, то играл бы там снова.
….Folkmaster: Если Вас будут помнить, то за что?
КАРТИ: Хочу, чтобы все поняли: я люблю делать то, что является чем-то обыденным и что существовало всегда… В музыке я восхищаюсь людьми по разным причинам. Такие, как Эван МакКолл и Берт Ллойд, были маяками для нас, эти храбрецы буквально подставляли себя под пули… Я хотел бы, чтобы меня помнили за нечто такое, что характерно для Боба Дэвенпорта, который несколько лет назад сказал, что хочет петь и в то же время оставаться незамеченным. Это ему удалось, и в результате он стал одним из самых великих певцов Возрождения.[xv] Большинство спросят: «Какой Боб?» Он остается одним из самых больших мыслителей, потому что осознает текучесть происходящего. Я хотел бы на него походить. Хочу, чтобы люди, наконец, поняли: настоящие знания можно получить лишь о том, что происходит в данный момент. Огромен вклад Берта Ллойда, о ком люди позабыли. Вот мысль, которой он завершал каждую из великого множества своих лекций: «В свете дальнейшего исследования все то, о чем я говорил в течение последнего часа, – ерунда». Это отражает подлинное понимание постоянного изменения всех вещей, что и должно происходить, иначе наступит смерть… Вы не можете и не должны «сковывать» действительность… То, что заложено в ваших шестнадцати тактах или в другом их количестве, – это словно ряд крючков для одежды. Сначала вы изучаете мелодию, а потом навешиваете на «крючки» её разные варианты… Вот вкратце то, о чем я хотел сказать, но и это еще не все… Традиция изменяется, прогрессирует, она - не каменный завал, и эти изменения вас ждут после рок-н-ролла и фолк-музыкантов».
I wish my baby it was born
And smiling on his daddy's knee
And I poor girl was in my grave
With the long green grass a-growing all over me
O grief, o grief and I'll tell you why
Because she has more gold than I
He takes this young girl on his knee
And he tells her tales that he won't tell me
I wish, I wish, but it's all in vain
I wish I was a sweet maid again
But a maid again I never shall be
Till apples grow on an orange tree
Dig me my grave long wide and deep
Put a marble stone at my head and feet
And at my breast place a white snow dove
For to let the world know that I died for love.
Густав Теодор фон Холст (1874 –1934), английский композитор и педагог, приверженец фольклора. Его творчество развивалось под влиянием культуры Востока и, прежде всего, Индии.
[ii] Празднуется на пятидесятый день после Пасхи и длится семь дней.
[iii] Pipe and tabor – свистулька и барабанчик, обычная для традиционной танцевальной музыки пара инструментов, на которых играет один человек. Pipe – продольная флейта, обычно с трехпальцевыми отверстиями; исполнитель держит ее в левой руке и при этом палочкой в правой руке отбивает ритм на маленьком барабане со струнами (tabor), подвешенном на перекинутом через плечо ремне. Это сочетание известно в Европе с XIII века, а в Англии особой популярностью пользовалось в XVI-XVII веках, как сопровождение morris-dance. (См. Музыкальный словарь Гроува, М., 2001)
[iv] Биг Билл Брунзи (William Lee Conley Broonzy), гитарист, фолксингер, представитель блюзов Дельты. Родился в 1893 или 1897 году в штате Миссисипи, в многодетной семье испольщика (sharecroppers). Первые музыкальные опыты относятся к десятилетнему возрасту, когда он смастерил скрипку из коробки для сигар. Подобным образом он изготовил и свою первую гитару. К пятнадцати годам уже играл блюзы собственного сочинения, но его музыкальный рост был остановлен началом первой мировой войны. Брунзи был призван в армию, а по окончании войны, в 1919 году, отправился в Чикаго, где устроился на работу, обрел друзей-музыкантов и учителя в лице старого блюзмена “Папы” Чарльза Джексона (“Papa” Charlie Jackson). Первые регистрации относятся к 1923 году, а к середине тридцатых Брунзи уже имел высокую репутацию. В 1938 и 1939 годах, как представитель сельского Юга, принимал участие в “the Spirituals to Swing Concert”, концертах, посвященных афро-американской культуре и проводимых в престижном Карнеги Холле в Нью-Йорке. В конце сороковых увлекся электрогитарой, но спохватился и вернулся к акустической. Хотя Брунзи выступал с концертами, а его пластинки издавались большими тиражами, он не был богат и только в начале пятидесятых смог всецело сосредоточиться на музыке. Его приглашали в Европу, и главное - в Великобританию, где у Брунзи нашлось множество учеников среди поколения скиффл. В это время его и услышал Мартин Карти. Увы, когда к Брунзи пришли успех и признание, он заболел раком и умер 15 августа 1958 года. К счастью, сохранились записи его выступлений, которые издаются до сих пор. Имя Брунзи занесено в Зал Славы Блюза в Мемфисе (The Blues Hall of Fame). К этому следует добавить, что Биг Билл обладал необычайно красивой внешностью: в нем счастливо соединились черты трех рас. Судя по всему его предки были выходцами из Эфиопии.
[v] “Freight Train”, (Товарный Поезд), Elizabeth Cotten, “Folk Songs and Instrumental”, 1957.
Припев:
Товарняк, товарняк, беги быстрее!
Товарняк, товарняк, беги быстрее!
Пожалуйста, не рассказывай, на каком я поезде,
Чтобы они не узнали, какой дорогой я уехала.
Когда я умру, то в могиле
Мне будут недоступны радости жизни.
Положите камни мне на голову и ноги
И скажите всем, что я отошла ко сну.
Припев.
Когда я умру, Господи, схороните меня глубоко
Внизу, на старой Каштановой улице
Так чтобы я могла слышать старый товарняк («девятку»)
Когда он будет проходить мимо.
Припев.
Когда я умру, Господи, схороните меня глубоко
Внизу, на старой Каштановой улице.
Положите камни мне на голову и ноги,
И скажите всем, что я отошла ко сну.
Припев.
[vi] Irwin Stambler & Lyndon Stambler. Folk and Blues: The Encyclopedia. New York, 2001. C.133.
[vii] Больше других этому удивились бы Джон Леннон (John Lennon) и его приятели из the Quarry Men. “Freight Train” была одной из первых песен в репертуаре Леннона и его скиффл-группы. Будущий битл не был знаком с оригиналом, скорее всего, он слышал версию в исполнении Нэнси Виски (Nancy Whiskey) и the Chas McDevitt Skiffle Group (1957), которую и копировали молодые люди из Вултона. А сама Нэнси и скиффл-группа считали, что песню сочинили Wilson и Maurice: их имена стоят под названием песни. Но, что там скиффл-группа из Англии, когда уже в 1963 году участники всемирно известного американского трио the Peter, Paul and Mary в коронном альбоме “In The Wind” поставили под песней “Freight Train” свои имена! Видимо, молодежи не могло придти в голову, что песня давным-давно сочинена девочкой, которой все они теперь годятся во внуки. Справедливости ради отметим, что когда Peter, Paul and Mary обнаружили конфуз, то чуть ли не собственноручно вычеркивали свои имена и вписывали - “Элизабет Коттен”.
[viii] Иллианпайпы (Uilleann Pipes) – ирландский народный инструмент из рода волынок. Воздух в меха подается не дуновением, а движением локтя, отчего музыкант постоянно в движении. Сама конструкция инструмента сложная, необычная и напоминает осьминога.
[ix] Судя по этой строчке, Дилан пытался исполнить “Scarborough Fair”.
[x] «Согласно средневековой традиции, петрушка, шалфей, розмарин и тимьян (чабрец), обладают особыми свойствами. Петрушка (parsley) – верное средство против горечи, в том числе и душевной. Верный способ залечить любые обиды. Шалфей (sage) – символизирует силу на тысячу лет. Розмарин (rosemary) – чувствительность и скромность, издревле служил идеальным подношением возлюбленной и украшением на платье невесты. Как никакое другое растение ассоциируется с любовью женщины – силен и очень крепок, хотя растет очень медленно - чабрец (thyme), он же тимьян. Когда-то рыцари изображали его на щитах, как символ отваги. Чабрец – растение мистическое. Король и королева «фэйри» - эльфов, волшебного народа, обитателей сидов в кельтской мифологии, пляшут с подданными на заросших чабрецом полянах в праздник Середины лета (в самую короткую ночь). Таким образом, песня - настоящее заклинание, которым герой заклинает возлюбленную (да и свое собственное сердце) забыть обиды, преисполниться сил и отваги, и возродить любовь.
Ты собираешься на ярмарку в Скарборо?
Петрушка, чабрец, розмарин и шалфей,
Напомни обо мне той, что там живет,
Она прежде была любимой моей.
Пусть мне сошьет из батиста сорочку,
Петрушка, чабрец, розмарин и шалфей,
И чтобы на ней - ни шва и ни строчки!
Тогда она вновь станет любимой моей.
Пусть сплетет мне сорочку в платановой роще,
Петрушка, чабрец, розмарин и шалфей,
Корзину цветов собрать было б не проще –
И вновь она станет любимой моей.
Пусть сорочку стирает она для меня,
Петрушка, чабрец, розмарин и шалфей,
Где не бьют родники, нет и капли дождя –
И вновь она станет любимой моей.
Пусть найдет акр земли мне простой,
Петрушка, чабрец, розмарин и шалфей,
Между сушей песчаной и пеной морской –
И вновь она будет любимой моей.
Рогами ягненка распаши эту землю,
Петрушка, чабрец, розмарин и шалфей,
И засей семенами с плотины на севере
И ты снова будешь любимой моей.
Пусть из кожи серпом урожай она жнет,
Петрушка, чабрец, розмарин и шалфей,
И в охапку вереска его соберет –
И она снова станет любимой моей.
Если это она не в силах исполнить,
Петрушка, чабрец, розмарин и шалфей,
Скажи, что она хоть пыталась, и полно –
Все равно она будет любимой моей.
Задачи любви исполнить так сложно,
Петрушка, шалфей, розмарин и тимьян,
Но то, что желанно - всегда невозможно!
И я должен понять, что ты любишь меня.
Когда ты исполнишь заданья мои,
Петрушка, шалфей, розмарин и тимьян,
То придешь, и моей руки попросишь ты,
И так я пойму, что ты любишь меня.
Задания действительно невыполнимы, но самое невероятное из всех – последнее. В средневековой Англии, для девушки просить руки мужчины было делом немыслимым. То, что такая мысль вообще высказывается, возможно и сделало песню столь значительной, по сути – революционной». (Перевод и комментарии Марии Платовой).
[xi] Джордж Мэйнард (George “Pop” Maynard, 1872-1962), исполнитель баллад и цыганских песен.
[xii] Сэр Джон Франклин (Sir John Franklin, 1786-1848) был отважным моряком, участвовал в военных походах и морских сражениях, прежде чем стал путешественником. Он - организатор и участник многих северных экспедиций, успех которых сыграл с ним злую шутку. Лорд оказался слишком беспечным и теплой зимней одежде предпочел парадную. Экспедиция замерзла в местах, где во множестве обитали эскимосы и другие северные народы. Особенное сочувствие к Лорду и, как следствие, появление баллады, вызвала отчаянная попытка Леди Франклин во что бы то ни стало отыскать мужа.
[xiii] Мартин Карти записал ее вместе с Бертом Дженшем, как “The Elfin Knight”, используя более древний текст, чем в “Scarborough Fair”.
[xiv] Леон Розельсон (Leon Rosselson, 1934), английский фолксингер, известный своими политическими и сатирическими песнями. В начале шестидесятых был участником трио The Galliards. Получил известность благодаря песням, которые звучали в популярном телесериале “That Was The Week That Was”. В середине шестидесятых был в составе The Three City Four, куда кроме него входили Ральф Трейнер (Ralph Trayner) и Мариан МакКензи (Marian McKenzie). Их альбомы – “Three City Four” (1966, Decca, LK 4705) “Smoke and Dust Where the Heart Should Have Been” (1967, CBS 63039) – являются большой редкостью.
[xv] Боб Дэвенпорт (Bob Davenport, 1932), английский фолксингер. С 1956 года выступал в клубах Лондона вместе с фолк-группой The Rakes, в которую входили Майкл Плёнкет (Michael Plunket), Ридж Халл (Reg Hall) и Пол Гросс (Paul Gross). В 1959 году стал победителем конкурса народной музыки, как лучший фолк-музыкант Лондона. В дальнейшем записывался со многими известными музыкантами, о чем свидетельствуют различные сборники. В 1963 году выступал на фолк-фестивале в Ньюпорте. Как вокалист, Мартин Карти находился под его влиянием, и, называя Дэвенпорта одним из самых великих певцов Возрождения, не лукавит. Альбом 1966 года “Bob Davenport and The Rakes” (Columbia, 33SX 1786) – тому свидетельство.
(c) В.Ф. Писигин