(Rock) [CD] Медведь ШатунЪ | Джек - Дискография (5 CD) / 1995 - 2005, FLAC (image+.cue), lossless

60:27. Лай ободранного воронья мечется из конца в конец над пустошью, посреди которой стоит дом. Скрюченные ветви кустарника полиартритными пальцами вылезают из земли и тычут в пепельное небо. Редкие культяшки почерневших голых деревьев могильными крестами фиксируют секторы пространства. Пока еще никого нет. Дом морщится кирпичной кладкой, но черные провалы глаз-окон не выказывают признаков жизни. Только на дальнем холме, увенчанном вылезшей из пластов ржавой глины гранитной плитой, черным контуром выделяется силуэт, похожий на человека. Яйцеобразной формы голова вытянута вперед. Кривые длинные ноги надежно впечатаны в гранит. Дом, замерший в низине, похож на бурого медведя, взявшего короткую передышку. А силуэт напоминает охотника. Безжалостного егеря, следящего за добычей своим сощуренным глазом. Глазом, похожим на мерцающий рубин.
55:44. Что-то назревает. Кустарник ожил нервной дрожью, а гребни холмов подернулись слегка заметной рябью - это чуть видны ряды шлемов. Их много и становится все больше. Тусклые блики матового металла зловеще сгустились болотными огнями. Глухой стук вытеснил карканье крылатых крыс, убравшихся подальше от опасного места. Дом не шевелится, но сейчас уже всем стало понятно, что он проснулся. Трещины разгладились, налившись сочной темно-коричневой густотой. Квадратные провалы ожили вязкой, липкой чернотой нефти. Он смотрит сразу во все стороны, перекатывая где-то внутри клубки разбуженной силы. Совсем скоро холмы вздыбятся рядами щитов и стволов, а воздух будет превращен свистящим свинцом в дырявое решето. Но пока они все еще боятся, пригибая головы за холмами и нервно ощупывая подсумки. И внезапно раздавшийся из глубин бурого дома то ли рокот, то ли хохот заставляет содрогнуться многочисленные шеренги, собравшиеся кольцом вокруг низины...
09:12. Он сидел на кухне и никак не мог понять, что же с ним происходит. Рот иссушен пустынным зноем, от запаха разложения мутит, голова взрывается россыпью петард. Несмотря на утренний час, из-за стены уже раздавались фортепьянные пьесы соседки-восьмиклассницы, ввинчиваясь в мозг несмазанной дрелью. Что-то не так. Ах, да, вчера с ним была она, но теперь ее присутствие никак не ощущалось; на тумбочке в прихожей сжался бесформенным комком халат, который еще вчера вечером имел очень привлекательные очертания. Ушла. "А впрочем, скатертью дорога!" Крик прозвучал воинственно, как боевой клич. Именно так он кричал сегодня во сне. Теперь он знал, что его предназначение в ином. Он был воином, но где-то в другом месте или времени. Сюда его забросила собственная излишняя самоуверенность, обернувшаяся неосмотрительностью и в итоге - поражением.
14:03. Теперь перед ним был выбор: она или еще один бой. Бой мог стать последним его днем. Или ночью. После которой уже никогда не будет снов. Она же сулила вечную жизнь. Однако далекий голос звал его туда, где одинокий медведь щетинился среди шевелящихся бугров. И, как знать, может быть, этим медведем был он сам. Но чтобы попасть туда, нужно было еще "прорваться сквозь цепи боевых кордонов" этого злого города...
Что будет с ним, сумет ли он вырваться, а если сумеет, то, будет ли возможность вернуться и остаться? Что станет с домом? И не на его ли развалинах будет сидеть измазанный сажей человек, слушая, как из расплавленного кома пластмассы раздаются в ранний утренний час страшные звуки то ли гимна, то ли заклинания? Что произойдет, когда бегущие цифры поменяются местами?
Все это вы сможете узнать сами, прослушав "Контрольный Выстрел". Джек (Валентин Сохорев) поет свои песни-истории, а его товарищи делают их просто песнями. Здесь невозможно отделять слова от музыки, а мелодию от исполнения. Лирические звуки клавиш романтика-пианиста Славы Панкратовского естественно живут в суровой атмосфере риффов Евгения Данильченко, несомые надежной платформой ударных Александра Рогинского и баса Ромы Корсунского. Песни Джека - понятные и живые. В них безысходность переплетается с яростью, а ненависть выплескивается пригоршнями любви. Тоска и бесшабашная дурь венчают портрет русского человека, способного одновременно быть красивым и ужасным. Беспощадность иссушенного чрева выгрызает податливую плоть милосердия, являя собой то лицо общества, которое старательно прячут за ромашками и ангелочками. Здесь нет скабрезных кальмаров и заплесневелых небомореоблаков. Здесь все начистоту и все называется своими именами: "Эй, Каннибал! Заебал!! Когда ж ты нажрешься?! Э-эй, Президент!.." Если тебе обрыдло христарадничать, а скорлупа собственной ущербной свободки не застит окружающее, то ты понимаешь, о чем поет МЕДВЕДЬ ШАТУНЪ. Это та самая жизнь, которая раньше была источником вдохновения наших рок-богатырей и рок-волхвов. Сейчас она по зубам разве что рок-волкам и рок-медведям. Их мало, они обложены егерями, но они есть.
На обложке написано: "Все остальные наслаждайтесь нашей победой. С русским роком покончено!" Джек сотоварищи действительно победили. Они покончили с русским роком... И сами стали им!
Можно не принимать полностью точку зрения Джека, но нельзя не увидеть искренность творца и не восхититься тем, как он ее преподносит. Отличный альбом.

01. Интро (шум., инстр.)
02. Шатун
Навалил слова в стихи-буреломы,
Накурочил от души, постарался.
Думал спрятаться от глаза дурного -
Без толку. Протекает, зараза.
У свирепой судьбы на аркане,
В тёмных думах как в похабных наколках.
Кто навешал на меня столько дряни?..
А может быть, сам нацеплял на иголки?
Я ответов не ищу, мне все ясно.
От того ли в дураках засиделся?
Кровопивец в душу влез, присосался.
С этой падлой не споешь доброй песни.
А что поётся - все тоска, хоть упейся,
И молитвы - как в бездонную бочку.
Он не слышит или помер, да и хрен с ним:
Я сам себе пастух, весельчак-одиночка.
Что ж вы, бесы, о себе возомнили?
Уповали на тупое смиренье?
Поперёк зимы медведя разбудили -
Ой, будет вам геморрой-приключенье!
Дюжину собак растерзал в клочья,
Трём охотникам душу вон вынес.
Шпиговать свинцом - что может быть проще?
Или ваши пули убивать разучились?
Аль не ходят ноги да в руках нету силы?
А ну вылазьте, сволочи, вам ли таиться?
Скопом ли по одному, - а мне все едино.
На тропу войны вышел бурый убийца...
Навалил слова в стихи-буреломы,
Да не сдюжил взаперти изгаляться.
Двери отворил, вышел из дома.
Пропади всё пропадом. Сгори-гори ясным.
03. Пилотаж
Я допиваю твой спирт
И падаю мордой в салат.
Ты обречённо встаешь,
Чтоб убрать со стола,
Потом нервно куришь, запахнувшись в халат.
Ещё один вечер насмарку.
А я уже не здесь, я в небе.
Я иду на таран.
Самозабвенно обрубаю
Хвосты "мессерам".
Четвёртый - колом к земле, а мне хоть бы хны,
вот только жарко.
Стакан воды, разбавленной в спирте.
Ещё стакан, и я - победитель.
А там, где я так верил в чудо,
Там, где ты громишь посуду, -
Жалобы соседей, смех ментов,
Цена моим победам.
Но я пилот, я крут. Меня ничто не свалит с этих круч.
Ну, разве что вон тот сопляк, что выгребает из-за туч.
Моя ошибка и позор: не удостоил новичка
своим вниманьем.
Не успеваю на вираж, а этот, даром что юнец,
Зашел с хвоста и саданул со всех стволов.
Каков наглец!
Ныряю в штопор. Все, пиздец.
В дыму, в огне лечу к земле вперёд ногами.
Стакан воды, разбавленной в спирте.
Ещё стакан, и я - победитель.
А там, где я так верил в чудо,
Там, где ты громишь посуду, -
Жалобы соседей, смех ментов,
Цена моим победам.
Упал. Очнулся. (Боже, где я?) Полулёжа на столе.
В ушах звенит, видать, снарядом аккурат по голове.
В усах и в бороде засох салат,
в желудке каркает изжога.
Самое время поблевать, потом - смотаться за пивком.
Потом... Неважно, что потом! На стуле брошенный халат...
Ключи. Записка... Вот как... жаль.
А впрочем, скатертью дорога.
04. Последний День
Осень во дворе.
Хмурая увядень.
Я останусь здесь,
Но только на один день.
Провожу последних птиц,
Укравших лето.
Соберусь в дорогу
Задолго до рассвета.
Взмахом крыльев
Загасить огонь свечи.
Миновав окно,
Раствориться в ночи.
Стрелой пробить
Ночные облака.
Довериться ветру
Да звёздным маякам.
Прорваться сквозь цепи
Боевых кордонов.
Пусть стреляют мне вослед,
Пока не кончатся патроны.
Не шуми, охрана,
Не буди свой город.
Выключи сирены,
Дай отбой тревоги.
Я не твоя мишень.
Осень.
Больше снов не будет.
Я здесь последний день.
Не запомнят, не осудят.
Я встречу в пути
Начало нового дня.
Ох, не вспоминайте,
Как звали меня.
05. Не Падла
Скрипом-прописью,
Белым по черну
По небу елозит, хохоча,
Морда бледная.
Кто вознёс тебя
До небес ночных?
Кто лелеет твою дохлую печаль?
Песня не моя.
Серая братва, морды - в темноту,
Глотки в ссадинах.
Кто повёлся на дешёвый приворот,
Обратился в вой.
Не зови меня в сыновья себе
Нежить смрадная!
Я ли опоён из твоих рук
Мертвою водой?
Я не падал с луны.
Во граде, не в селе
Родился на земле
С божьей помощью.
Не мне
Подлунный вой возносить,
Да песнями честить
Светило нечисти
В поклон болотищу.
Свет мой Коловрат, отвори восток
Ясным заревом.
Светозар - лучами обогрей
Хмурых бездарей.
И пусть с ними я одного куста
Клюква-ягода,
Только с хором серых братьев при луне
Не поётся мне.
06. Сердце
Близко к сердцу
Много специй рассыпаю,
Но не деться,
Не уйти, опять толкают,
На скандалы, на разборы
Не забившиеся в норы
Скорпионы, Девы, Раки,
Провоцируют на драку.
Злят Медведя,
Словно дети непутёвые,
Соседи
Долбят в стены. Мне не клёво.
Мне погано, тошно, страшно.
Неохота - в день вчерашний:
Рыться в собственных отбросах,
Удовлетворяя спрос
На ностальгию,
На беззубый детский лепет,
На стихию,
Что любви моей не внемлет.
Хоть облайте - не полезу!
Пересолен, смят, изрезан
Вашей лаской, псы,
По горло сыт.
Доведёте!
Видят Боги, доведёте до греха,
Дяди-тёти,
Вставьте зубы, вшейте сердце
С потрохами вашим куклам.
Научите петь по буквам,
По библейским анекдотам жить.
Жениться по расчёту.
Быть смиренным.
Стать отъявленной скотиной,
Дабы первым
Доползти до середины,
Что - из жёлтого металла.
Чтоб была. И чтоб сверкала...
Не нужна такая бляха?
Всё равно, идите на хуй!
07. Беспощадный
Добрые люди Добрых людей громче грома перепугались.
Боялись весь день, решали, как быть. И вчера,
Раскумекав, придумали Добрых людей от греха к праотцам переправить.
Завели свой будильник на полседьмого утра.
А утром всеобщий подъём прогремел канонадой,
Танками хрустнул по спящим брезентам палаток,
У изголовья в стену вонзился нарядом.
Чрево забилось в судорогах первых схваток.
Добрые люди Добрых людей убивали из автоматов,
Крупно отрыгивал в такт перемат пулемётов.
Добрые люди Добрым людЯм обещали большую зарплату,
А Добрые люди зачахли сидеть без работы,
И били прицельно. И небо темнело от гнева.
Смерть по трупам ломилась вперёд с перекошенной мордой,
Жгла, хлестала, кромсала в лапшу... А тем временем чрево
В предродовых муках исторгло последние воды.
Так рождался на этот свет Беспощадный.
- Можно мне посмотреть? - крикнул мальчик и упал с дыркой во лбу.
Лазарет расстреляли в упор, натекла крови лужа. (- Доктор не нужен!)
БэТэР, вращая башкой, почём зря долбил по толпе на мосту.
Плод, задыхаясь от бешенства, рвался наружу.
Добрые люди Добрых людей в конце концов победили.
Дом, где засели Добрые люди, взяли штурмом и подожгли.
Тех, кто не встал на колени, в ту ночь на пустом стадионе казнили.
Трупы на баржах вниз по реке увезли.
Добрые люди ругались и пили,
А Добрые люди побитых пинали.
Последние пули клевали случайные спины.
Плод вышел на свет, сбросив клочья плаценты.
Вобрал первый вдох. Плод стал человеком.
Оттолкнул материнскую грудь и перегрыз пуповину.
Так рождался на этот свет Беспощадный.
08. Москва - Бардак
Под черным небом - сизый смог.
Здесь был когда-то городок,
Питался деревнями, запивал рекою.
Бревно, кирпич, стекло, бетон...
Сквозь пыль столетий, напролом,
Шел город-монстр, крытый золотом-золою.
Москва: и здесь возможно все:
Поесть икры, взорвать метро,
От Маяковки до Кремля пройтись по крышам,
В трех переулках заплутать и черта лысого поймать...
Я это вижу не во сне. Я это вижу.
Моя Москва - великий бардак!
С Манежки на Большой Арбат,
Боднув троллейбус, въехал танк,
Принюхался и не спеша попер на Пресню.
И журналист, очередною
Аллигаторской слезой
Поставил кляксу в списке трупов неизвестных.
Отвоевались, пацаны!
Кто жив - вылазь из-под Войны.
Там у нее, как у фригидной бабы, сухо.
Режим, покой, диван, клозет,
И не выписывать газет.
А ты, ТВ, твой номер шесть, давай порнуху!
Разборки, пальцы, Бэ-эм-Вэ,
Рулетка, Мальбара, лавэ,
Собачьи цепи с позолотой - на бычьих шеях.
Вор поднялся, влез в князья
и, не спросившись у меня,
Провозгласил мой древний город зоной беспредела.
И, ухмыляясь сквозь усы,
Творя молитвы на фарси,
Дешевый труд кладет бетон: - Мала деньга платите!
Бригада хитрых мусульман
Слепила православный храм.
Благослови свою мечеть, Христос Спаситель!
Моя Москва - великий бардак!
Я вижу, как она бурлит
И синим пламенем горит,
Моя твердыня, моя гордая Столица.
И змей уже разинул пасть,
И в катакомбы, вниз, от нас
И от греха подальше сваливают крысы.
Глумится враг, забыв о том,
Что в преисподнюю пинком
Не затолкать за просто так, за фуру водки.
Кровавой грязью под сапог -
Извечный лакомый кусок,
Но, гадом буду, он застрянет в этой глотке!
Моя Москва - великий бардак.
09. Про Президента
Эй, ветерок, далеко ли лето летает?
Закоченел город по колено в снегу.
Что, мусорок, на пятую жизнь не хватает?
Ждёт меня дом где-то на другом берегу...
Эй, душегуб, кто тебе грехи отпускает?
Сволочь и мразь пудрит рожи, путает масть.
Да ты уже труп, блёклая тень на экране.
Родину, гад, отдавал за грош. Не далась.
Эй, президент, опять по нашей улице ездишь?
Эй, президент...
- По тормозам! К тротуарам встать! - барин едет...
Красный фонарь, бельмы - долу, шапки - долой.
- Это Сам или зам? Златом одарИт, вдарит медью? -
Споров ботве, пересудов на день-деньской.
Эй, президент, опять по нашей улице ездишь?
Эй, президент...
Эй, каннибал, заебал! Когда ж ты нажрёшься?
Эй, президент...
Эй, президент, опять по нашей улице ездишь?
10. Бес в Ребро
Ой, не ведаю, что творю.
Стыд и срам.
А жене говорю, мол, пошёл на работу.
Сову видать по полету,
Добра молодца - по соплям.
Скорей бы Суббота.
Ой, месяц апрель!
Такой весны еще не бывало.
Портвейну - залейся, кабачковой икры - завались!
Дорогая, держись!
Это только начало.
Миновали холода, начинается жизнь.
Верным псом побегу,
Побегу на поводке у страсти,
К перевалу закудыкиных гор, все туда же.
Орлом улечу
На седьмое небо от счастья,
От счастья такого подальше.
А сбоку пристроился бес,
И под рёбра пыряет рогами.
А где блуд, где любовь,
Разберусь без тебя, дурака.
И по небу пешком,
Облака разгоняя пинками.
И кто знает, когда мне назад?
Может быть никогда...
Верным псом побегу,
Побегу на поводке у страсти,
За кудыкинский горный хребет, все туда же.
Орлом улечу
На седьмое небо от счастья,
От счастья такого подальше.
11. Про Дураков
Надоело ему веточки ломать,
Клянчить подаяние.
Осточертело ему песней нарекать
Глухие стенания.
И он поджёг свою квартиру,
а до кучи вместе с ней
Весь дом
дотла сгорел.
Нарожала мать-природа дураков
На моей земле.
А этот литры осушал да полоскал
Утробу тёмную.
Тельняшку - в клочья, сел за руль,
айда хрустеть
Чужими рёбрами.
Пока на скорости не врезался в КамАЗ,
полсотни душ
Отправил на
тот свет.
Нарожала мать-природа дураков
На моей земле.
Ещё один в метро под поезд сиганул
В час пик в самом центре города.
И, надинамив сорок тысяч пассажиров,
Отлетела душа не понятая.
И ей вослед
неслись молитвы отходные
Трёхэтажные,
многосложные,
Нарожала мать-природа дураков
На моей земле.
Как я попал в этот заблеванный бардак?
Какой чёрт меня снова сюда притащил?
И это с вами я последний хлеб ломал!
И из одного стакана пил!
Один захрюкал под столом
Другой каблучит
рок-н-ролл
Меж рюмок
но столе.
Нарожала мать-природа дураков
На моей земле.
12. Приду и Останусь
Когда я разобью гитару,
И порву свои песни в клочья,
Когда, сотрясаясь всем телом,
Земля подо мной захохочет,
Когда вцепится мёртвой хваткой
Тридцатилетняя старость,
И уложит на обе лопатки,
Я приду к тебе.
Я приду и останусь.
Когда картонные маски мои
Сожрёт ленивая плесень,
Когда тепла и любви
Захочется больше, чем песен,
Когда грянет великий облом
И скуёт мою кровь ледоставом,
Когда сбудется вещий сон,
Я приду к тебе.
Я приду и останусь.
Когда легион пустоты
Попрёт на меня войною,
Мне бы только запутать следы,
Мне бы только уйти от погони.
Только бы ночь простоять,
Продержаться б самую малость...
Дохромать бы, доковылять.
Я приду к тебе.
Я приду и останусь.
13. Радиоточка
Она будила его в шесть часов.
Минута в минуту.
Он глотал свой завтрак и выходил
В серое утро.
А возвращался домой
Поздно ночью.
Они были вдвоём. Он и она.
Человек и радиоточка.
"Последние известия" по десять раз на дню.
Не говори потом, что не слышал.
Он молча впитывал: концерты по заявкам, интервью,
Объявления, анонсы, афиши.
Но не шёл в тот музей, и - на этот балет,
И не спешил поступать на заочный.
Странные чувства питали друг к другу
Человек и радиоточка.
По выходным он напивался и лез на рожон:
Хамил, называл её сукой.
Соседям было слыхать, как орали до полуночи
Он и она друг - на друга!
Он - про то, как всех видел в сосновом гробу,
А она - про "пятилетку - досрочно!".
Он проигрывал спор и засыпал за столом.
Чуть позже глохла радиоточка.
Он мечтал разгрести бардак и сделать ремонт.
Хватало его ненадолго.
Он крошил по углам тараканий сюрприз.
Твари жрали всё подряд, но не дохли.
А забугорный буржуй вновь катил на него
Свою милитаристскую бочку.
И в гневе сжимал кулаки человек.
Тревожно лаяла радиоточка.
Если бы он захотел тишины,
Давно бы повернул выключатель.
Проходившие мимо его двери,
Недоумённо пожимали плечами.
У них всё как у всех, жены, дети, а он -
Нелюдимый барсук-одиночка.
Но он был не один, они были вдвоем.
Человек и радиоточка.
14. Кода (шум., инстр.)