[SACD-R][OF] Шостакович / Shostakovich – Symphony No. 8 (c-moll), Op. 65 (Мстислав Ростропович / Mstislav Rostropovich, London Symphony Orchestra) - 2005 (Classical/Orchestral)

Symphony No. 8 (c-moll), Op. 65
Состав оркестра: 4 флейты, 2 флейты-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 3 кларнета, кларнет-пикколо, бас-кларнет, 3 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, струнные.
История создания
С началом Великой Отечественной войны Шостакович был эвакуирован в Куйбышев — так тогда называлась Самара — город на Средней Волге. Туда не долетали вражеские самолеты, туда в октябре 1941 года, когда Москве стала грозить непосредственная опасность вторжения, были эва­куированы все государственные учреждения, посольства, Большой театр. Шостакович прожил в Куйбышеве почти два года, там закончил Седьмую симфонию. Там же оркестром Большого театра она и была ис­полнена впервые.
Шостакович томился в Куйбышеве. Ему было плохо без друзей, главным образом тосковал он по самому близкому другу, Соллертинскому, который вместе с Ленинградской филармонией, худождественным руководителем которой являлся, был в это время в Новосибирске. Тоско­вал и по симфонической музыке, которой в городе на Волге практически не было. Плодом одиночества и дум о друзьях стали романсы на стихи английских и шотландских поэтов, написанные в 1942 году. Соллертин­скому был посвящен самый многозначительный из них — 66-й сонет Шекспира. Памяти скончавшегося в Ташкенте (там была временно раз­мещена Ленинградская консерватория) педагога Шостаковича по фор­тепиано Л. Николаева композитор посвятил фортепианную сонату. Начал писать оперу «Игроки» по полному тексту комедии Гоголя.
В конце 1942 года он тяжело заболел. Его свалил брюшной тиф. Вы­здоровление шло мучительно медленно. В марте 1943 года, для оконча­тельной поправки, его отправили в подмосковный санаторий. К тому времени военная обстановка стала более благоприятной, кое-кто начал возвращаться в Москву. О переезде в столицу на постоянное местожи­тельство начал подумывать и Шостакович. Немногим больше чем через месяц он уже обустраивался в Москве, в только что полученной кварти­ре. Там он и начал работать над своей следующей, Восьмой симфонией. В основном же она создавалась летом в Доме творчества композиторов около города Иваново.
В начале сентября в Москву из Новосибирска приехал Мравинский. Это был дирижер, которому Шостакович доверял больше всех. Мравин­ский исполнил впервые Пятую и Шестую симфонии. Он работал с род­ным для Шостаковича коллективом — оркестром Ленинградской филар­монии, в непосредственном контакте с Соллертинским, который как никто понимал друга и помогал дирижеру в правильной трактовке его сочинений. Шостакович показал Мравинскому еще не полностью записанную музыку, и дирижер загорелся мыслью немедленно испол­нить произведение. В конце октября он снова приехал в столицу. К тому времени композитор закончил партитуру. Начались репетиции с Государственным симфоническим оркестром СССР. Шостаковича настоль­ко радовала безукоризненная работа дирижера с оркестром, что он по­святил симфонию Мравинскому. Премьера под его управлением состоялась в Москве 4 ноября 1943 года.
Восьмая симфония — кульминация трагедийности в творчестве Шос­таковича. Правдивость ее беспощадна, эмоции раскалены до предела, напряженность выразительных средств поистине колоссальна. Симфо­ния необычна. Привычные пропорции света и тени, трагических и опти­мистических образов в ней нарушены. Преобладает суровый колорит. Среди пяти частей симфонии нет ни одной, которая играла бы роль ин­термедии. Каждая из них глубоко трагична.
Музыка
Первая часть самая масштабная — она длится около получаса. Почти столько же, сколько остальные четыре вместе взятые. Содержание ее многогранно. Это песнь о страдании. В ней — раздумье, сосредото­ченность. Неизбывность горя. Плач о погибших — и мучительность вопросов. Страшных вопросов: как? почему? каким образом могло слу­читься все это? В разработке возникают жуткие, кошмарные образы, напоминающие антивоенные офорты Гойи или полотна Пикассо. Прон­зительные восклицания деревянных духовых инструментов, сухое щел­канье струнных, страшные удары, как будто молота, дробящего все жи­вое, металлический скрежет. И надо всем — торжествующий тяжеловесный марш, напоминающий марш нашествия из Седьмой сим­фонии, но лишенный его конкретности, еще более страшный в своей фантастической обобщенности. Музыка повествует о сатанинской страшной силе, несущей гибель всему живому. Но она вызывает и ко­лоссальное противодействие: бурю, страшное напряжение всех сил. В лирике — просветленной, проникновенной, — приходит разреше­ние от пережитого.
Вторая часть — зловещий военный марш-скерцо. Его главная тема основана на назойливом звучании отрезка хроматической гаммы «На грузную, победную поступь унисонной мелодии медные и часть деревянных инструментов отзываются громкими возгласами, будто толпа, восторженно орущая на параде» (М. Сабинина). Стремитель­ное его движение сменяется призрачно-игрушечным галопом (побочная тема сонатной формы). Оба эти образа мертвенны, механистичны. Их развитие производит впечатление неумолимо надвигающейся ката­строфы.
Третья часть — токката — со страшным в бесчеловечной неумолимо­сти движением, все подавляет своей поступью. Это движется чудовищ­ная машина уничтожения, безжалостно кромсая все живое. Централь­ный эпизод сложной трехчастной формы — своеобразный Danse macabre с издевательски приплясывающей мелодией, образ смерти, пляшущей свой ужасный танец на горах трупов...
Кульминация симфонии — переход к четвертой части, величествен­ной и скорбной пассакалье. Строгая, аскетичная тема, вступающая пос­ле генеральной паузы, звучит как голос боли и гнева. Она повторяется двенадцать раз, неизменная, будто завороженная, в низких регистрах ба­сов, а на ее фоне разворачиваются иные образы — затаенное страдание, раздумье, философская углубленность.
Постепенно, к началу финала, идущего вслед за пассакальей без пе­рерыва, словно выливающегося из нее, наступает просветление. Будто после долгой и жуткой, наполненной кошмарами ночи, забрезжил рас­свет. В спокойных наигрышах фагота, беззаботном щебете флейты, распеве струнных, светлых зовах валторны рисуется пейзаж, залитый теплыми мягкими красками — символическая параллель к возрождению человеческого сердца. На истерзанной земле, в измученной душе чело­века воцаряется тишина. Несколько раз всплывают в финале картины страданий, как предостережение, как призыв: «Помните, не допустите этого вновь!» Кода финала, написанного в сложной форме, сочетающей признаки сонаты и рондо, рисует полную высокой поэзии картину же­ланного, выстраданного покоя.
Л. Михеева

Although it was written at a time of great optimism in the Soviet Union with the Nazis in retreat, Shostakovich’s 8th Symphony is imbued with a deep sense of sorrow & fear of the future. Whereas the authorities expected a victorius anthem, Shostakovich appeared too affected by the bloody cost of the war. Mstislav Rostropovich again proved that no other conductor is able to so intimately understand the feelings of his dear friend.

Reviews:
Musical content 100% Recording fidelity 100% ‘Recordings like this don’t come along very often. Buy it. When you throw in the fact that LSO Live has captured this in recorded sound that supersedes even their finest previous efforts, you are left with a disc which is among the finest of this – or any – year … no devotee of great orchestral music will want to miss this valedictory performance … a release that combines a great performance of 1 of the 20th century’s most important pieces of music with a state-of-the-art recording. Bravo to everyone involved on this project: Rarely has the music lover been served so well by a commercial recording.’
~ High Fidelity Review
‘Rostropovich really nails the meaning of the 8th so completely that this new release is easily recommendable as a 1st introduction to the music … Rostropovich brings an intensity to the music … The LSO plays magnificently, the brasses astounding in their power & accuracy. Woodwind solos are gorgeously realized.’
~ Fanfare
‘All the searing intensity, perceptiveness & magnificent playing that made this such a memorable performance survives on this recording. No one has a more intimate knowledge of Shostakovich’s musical psyche that his long-time friend Rostropovich & that insight exudes from every pore of his interpretation … this must surely be the benchmark for this shattering work.’
~ Daily Telegraph
‘The performance is 1 of the finest I have ever heard of anything. But take care, this CD should have a public health warning – don’t listen unless you are in good heart & emotionally strong … No one understands this political psychosis better than Mstislav Rostropovich. Shostakovich has an awesome ability to grasp a high concept & unfold it powerfully & Rostropovich’s capacity to open it up & characterise it is astonishing … I spilt coffee all over my shirt listening to that! The emotion is raw & real. Compared to others this is a recording that has all the difference between looking at a photo of Antarctica & actually walking out on the icepacks. Something tragically dangerous was given voice that night at the Barbican & is now bottled up, none too safely I imagine, on this LSO Live CD. I simply can’t imagine how Rostropovich generates so much energy or indeed how the players cope.’
~ BBC Radio 3 CD Review

‘A performance that grips at every moment, with orchestral playing to match. Composed in 1943, & an overwhelming human document of what such wartime suffering must feellike, this symphony may well be Shostakovich’s greatest. An unmissable bargain.’
~ Classic FM Magazine
‘With Slava, there is no mistaking the sense of occasion, or the scale & stature of this symphony… this LSO Live release has its place, as an inexpensive, powerful introduction to some great music.’
~ DSCH Journal