Богословский Никита - Для вас, фантасты (научно-фантастические рассказики) [krokik, 2009, 128 kbps]

Эйнштейн в опасности
Майкл О'Хара остановился на последней ступеньке и бросил прощальный
взгляд, полный затаенной тоски, на стоящую рядом с трапом маленькую кучку
родных, друзей и соратников, провожающих ею в долгий и далекий путь.
Вдали, у ограды взлетной площадки космодрома, толпились репортеры,
фотографы, киношники, телевизионщики, руководители полета, сенаторы и
просто любопытные. Это были последние минуты перед расставанием.
Расставанием навечно. Ведь после того, как в 2090 году была изобретена
межгалактическая ракета со скоростью, в 8,46 раза превышающей световую,
Майкл, проведя в ракете полчаса космического времени, вернется обратно из
полета к туманности Амфибрахия через 72 года по земному летосчислению. И
никого, никого из своих близких, родных и соратников он уже не застанет в
живых. Любимой жене Джейн сейчас тридцать - она на шесть лет старше его.
Перри и Джерри, товарищам по профессии, - за сорок. А Главному
Руководителю полета, полковнику Антони Пирсу, на днях стукнуло ровно
пятьдесят. А он, Майкл, полный здоровья и сил в свои 24 года, вернется
через считанные минуты на родную землю и встретит незнакомую жизнь, чужих
людей, ушедшую вперед цивилизацию... Но стремление к познанию и освоению
далеких неведомых миров, романтический полет мечты, пренебрежение к
опасностям властно позвали его за собой...
Еще раз глубоко вздохнув, Майкл вошел в ракету. Входной люк автоматически
задраился, загерметизировался и отрезал Майкла от всего, что было ему
близко и дорого, от всего земного, до слез родного. Космодромный автобус
быстро откатил провожающих на безопасную дистанцию. Четыре... Три...
Два... Один... Пуск! - и межгалактическая ракета "ТУЗИК-4", окруженная
столбами ослепительного пламени, стремительно разгоняясь, взмыла в голубое
небо...
Через пятнадцать минут после старта, когда в стеклянном шарообразном баре
космодрома верные друзья Майкла Перри и Джерри, осушив по бокалу
"Баллантейна", безуспешно пытались утешить горько рыдающую Джейн, вдруг
раздался оглушительный вой, свист, грохот - и, стремительно гася скорость,
ослепляя раскаленной добела танталовой обшивкой, на посадочную площадку
опустилась ракета "ТУЗИК-4". Все на мгновение застыли, не веря своим
глазам, а потом опрометью бросились на поле к неподвижно стоящей, слегка
накренившейся ракете.
Когда тантал слегка поостыл, друзья Майкла лихорадочно отдраили люк и
бросились внутрь. Прошло несколько минут мучительного ожидания, и из
открытого люка появился седой как лунь, иссохший, с пергаментно желтым
морщинистым лицом древний старец. И, поддерживаемый под руки Перри и
Джерри, еле передвигая заплетающимися подагрическими ногами, медленно
спустился по трапу, бессмысленно озираясь по сторонам выцветшими,
слезящимися глазками, 24-летний герой-космолетчик Майкл О'Хара.

- Лейтенант Донован!
- Есть, сэр!
- Немедленно ко мне полковника Пирса.
- Есть, сэр!
Генерал Джозеф Флинт в волнении мерил большими шагами ворсистый ковер
своего кабинета. "Черт знает что, - думалось ему. - Скандал на весь мир! А
что же я объясню там, наверху?"
Мрачные мысли генерала прервались появлением полковника Пирса.
- В чем дело, Антони, черт побери? Как это все могло произойти?! - в
бешенстве заорал генерал.
- Разрешите доложить, сэр!
- Ну?
- Дело в том, что наш Главный Запускатель, Боб Кингслей, накануне пуска
пьянствовал с девочками всю ночь напролет в кабаре "Спи, Долли", а утром,
еще не протрезвившись, перепутал кнопки запуска и заслал "ТУЗИК-4" в
сторону, диаметрально противоположную заданной. И, таким образом, согласно
теории Альберта Эйнштейна, произошло антивременное смещение, и все
получилось наоборот. Вместо того...
- Ну вот что, полковник - нет, теперь уже майор Пирс, - еле сдерживаясь,
прошипел генерал, - как только этот юный старикашка слегка очухается,
суйте его обратно в ракету и запускайте опять, но на этот раз уже в
правильную сторону, чтобы все это дело выправить. А этого алкоголика,
Главного Запускателя, немедленно гоните в три шеи и зарубите себе на носу,
полковник... тьфу, майор Пирс, что если и на этот раз будет осечка, то и
ваша, и этого, как его... Артура Эйнштейна головы полетят с плеч к
чертовой матери с девятой космической скоростью. Можете убираться!..

Веселящий газ
Резкий телефонный звонок разбудил драматурга-комедиографа Романа
Плутовского, сладко уснувшего в кресле перед телевизором, как всегда, в
начале информации научного сотрудника гидрометцентра. Сняв трубку, он
услышал взволнованный голос своего старого школьного "сопартника" Лешки
Нелюдимова, известного в юные годы организацией бесчисленного количества
сложных химических опытов, кончавшихся обычно либо небольшими взрывами,
либо сильными кислотными ожогами экспериментатора. Теперь это был
известный химик, доктор наук.
- Слушай, старик! Дело необычайной важности! Можно я к тебе сейчас приеду?
- Ну что ж, давай, - охотно согласился драматург, машинально следя за
магическими телодвижениями погодного пророка.
Через полчаса в квартиру вихрем ворвался Нелюдимов со странной формы
небольшим баллончиком в руках.
- Поздравь меня, старик! - восторженно воскликнул химик. - Только что
завершил великую работу. Изобретение века. Сейчас я его тебе
продемонстрирую.
- А оно не взорвется? - опасливо спросил хозяин, памятуя о детских опытах
друга. - Пол не прожжет?
- Гарантирую полную безопасность! Ведь, как ты понимаешь, две молекулы
трехвалентного мастурция с шестью атомами кралопильного абсурдия, будучи
взвешены в спиртовом растворе обычной берестяной глафиры, никак не могут
при комнатной температуре...
- Ладно, ладно, верю тебе, ты же знаменитый ученый, - перебил его
комедиограф, не выносивший непонятной научной терминологии. - А в чем
изобретение-то твое заключается?
Нелюдимов стал в позу, подбоченился и чеканным голосом диктора Кириллова
торжественно произнес:
- Я создал Веселящий Газ!
- Эка невидаль, - заметил Плутовской. - Изобрел велосипед! Да мне недавно
под этим веселящим два коренных верхних...
- Да нет, это совсем не то, - нетерпеливо возразил изобретатель. - То
простая закись азота. А мой газ создан специально для того, чтобы
рассмешить мрачных, хмурых людей. Вот ты, как я замечаю, сейчас особенно
не расположен к веселью, шуткам и смеху?
- Да, пожалуй, что и так.
- Сядь в кресло! - приказал Нелюдимов.
Плутовской покорно повиновался, опасливо поглядывая на друга. Нелюдимов,
прижав левой рукой баллон к животу, приблизился к хозяину и нажал какую-то
кнопочку. Раздалось еле слышное шипение.
Секунд через двадцать в комнате послышалось поначалу робкое хихиканье.
Затем, набирая силу, зазвучал беспрерывный смех, чередуя все оттенки - от
шаляпинского "ха-ха" из "Блохи" до заливистых колоратур хмельной Периколы.
Все это закончилось мгновенно на высшей точке громового хохота. Очевидно,
порция газа иссякла.
- Вот это да, - с трудом отдышавшись и утирая слезы, сказал хозяин. - Вот
это изобрел! А где и как это можно использовать?
Нелюдимов несколько помрачнел.
- Понимаешь, старик, - озабоченно сказал он, - я к тебе первому потому и
пришел, Помоги мне найти практическую пользу от моего детища!
Комедиограф задумался. И вдруг его осенила гениальная мысль.
- Слушай, Лешка, - сказал он, - а как регулируется этот твой газ? Можно ли
его действие ограничить во времени и задавать для его распространения
точную площадь и высоту?
- А как же! - с гордостью ответил Нелюдимов.
- Тогда вот что, - воодушевившись, продолжал хозяин. - Завтра премьере"
моей новой комедии "Спагетти в макаронах". Что-то, по-моему, не ахти как
смешно в театре получается. А гостей пригласили полно - прессу,
влиятельных деятелей литературы и искусства. Но вот меня самого, увы, не
будет. Завтра в шесть вечера покидаю Москву - не отменять же долгожданный
круиз вокруг Европы. Побуду только на генеральной.
- Я тоже, к сожалению, не смогу быть у тебя на премьере - завтра дневным
поездом еду в Ленинград на симпозиум по проспальной агглюмитафигации. Так
что, видимо, отложим наш эксперимент до лучших времен.
- Да нет, слушай! - воскликнул комедиограф. - А что если завтра утром
пораньше, до генералки? В театре полный кавардак, две премьеры сразу
готовят, на наши с тобой действия в темноте зрительного зала никто и не
посмотрит...

Рано утром, пробравшись в пустующий, темный зал, друзья пристроили
баллончик в незаметном, укромном местечке дальнего угла партера.
Зафиксировали точно площадь действия газа, чтобы, не дай бог, не задел
артистов, определили высоту его распространения по среднему параметру
зрительских носов, установили часовой механизм на 19. 13 - время, в
которое, по расчету драматурга, должен начаться первый смех, перевели
шкалу деления на "искренний, добродушный", и Роман Плутовской, горячо
поблагодарив своего друга и нежно с ним распрощавшись, остался на
генералку, после которой с легким сердцем отправился в свой морской вояж...

Вечером у входа в театр висело объявление: "Вследствие болезни засл. арт.
Дубленко спектакль "Спагетти в макаронах" заменяется на другую премьеру
театра - "Король Лир". Билеты действительны.

Очевидное, но вероятное

- Ну что же, дружок, опять нам довелось встретиться?
- Поверьте, начальник, не виноват я ни в чем! Ну выпил я с ребятами
бутылку, потом еще красненького крепленого добавили. В чем же тут вина?
- А что ты ни в чем не повинного прохожего бутылкой по голове ударил, так
это что же, не в счет?
- Да он сам был виноват, начальник. Он же первый начал. Стояли мы
спокойненько в парадном, выпивали тихо-мирно в черед из горла, а он
приставать начал - дескать, зачем пьянство разводите в общественных
помещениях и всякое такое. А я сам травмированный, у меня на днях жена
ушла и детишек забрала - вот нервы и не выдержали. Вы уж извините,
начальник, больше это никогда не повторится!
- Я, между прочим, от тебя эти заверения не впервой слышу. В третий или
четвертый раз мы с тобой уже на эту тему беседуем, не так ли?
- Да признаю я свою вину, начальник. А за чистосердечное - снисхождение.
Вот, разрази меня гром, если еще хоть раз нарушу!
- Ну вот что. В прошлые разы я проявлял к тебе снисхождение. Уж больно мне
твою жену жалко было - она ко мне с детишками приходила, умоляла, рыдала.
Но и у закона есть свои пределы гуманности. На этот раз придется тебе
пятнадцать суток на физических работах потрудиться. Может, это послужит
тебе уроком, одумаешься, образумишься.
- Ваша воля, начальник. Только уж больно это строго - за пустяк целых
пятнадцать суток.
- Скажи еще спасибо, что в суд не передаем. А сейчас беседа окончена. В
дежурке оформят - и на работу.
...Рабочий день кончился. Опершись на инструмент, он посмотрел в
потемневшее, усыпанное мириадами звезд небо, тяжело вздохнул и размечтался:
- Как это несправедливо у нас получается! Вот смотрю я на далекие звезды и
так рассуждаю: взять, к примеру, хоть вот ту планетку, которая следующая
от нас в сторону Солнца, забыл название. Так там, небось, с пьющими
жителями этак жестоко не обращаются. Наоборот, может, кто выпивает, тех
привечают, за выдающихся деятелей считают, награды дают. Эх, хорошо бы
туда на ракете махнуть. Может, первой бы фигурой там стал, всепланетной
знаменитостью. А тут...

Он еще раз печально вздохнул, вяло шевельнул хвостом, седьмым, считая
сверху, зеленым щупальцем горестно поскреб правую чешуйчатую голову, и
тяжелая, мутная темно-синяя слеза, выкатившаяся из его девятого, если
считать слева, глаза, бесшумно упала на ярко-оранжевую траву и тускло
блеснула в неверном свете Фобоса и Деймоса...