МИХАИЛ ГЕНДЕЛЕВКраткий биобиблиографический очеркМихаил Самуилович Генделев родился 28 апреля 1950 года в Ленинграде (Санкт-Петербурге) в семье Аси Маевны Слозиной и Самуила Менделевича Генделева.
Отчество "Самуилович" Генделев не признавал, именуя себя "Михаилом Самюэльевичем" по шутливой аналогии с гусекрадом Паниковским, героем "Золотого теленка" И. Ильфа и Е. Петрова.
Предки поэта по отцу происходили из старинного городка Торопец под Великими Луками, относившегося с XVIII в. к Псковской губернии. Здесь родились мореплаватель М. Ратманов, адмирал и путешественник П. Рикорд, поблизости от Торопца – первый с 1917 года патриарх Тихон. На кладбище сохранились еврейские могилы конца XVIII в.
Как считал Генделев, его предки обосновались в Торопце еще во времена Екатерины II. Дед поэта, Мендель, был мелким ремесленником, красильщиком, резчиком надгробий. Возможно, именно от него Генделев унаследовал некоторый талант к скульптуре и способности к рисованию.
Красильщик Мендель вместе с женой был расстрелян немцами во время пятимесячной оккупации Торопецкого района (август 1941-январь 1942 гг.). По свидетельствам очевидцев, расстрелы производились в ноябре 1941 г. у двух ям, вырытых во дворе общежития рабочих льнозавода, куда предварительно согнали все небольшое еврейское население городка.
Материнский род Слозиных относился к кантонистам-поселенцам Новгородской губернии. Согласно рассказу М. Генделева, его двоюродные деды, "кантонисты и при этом не выкресты", были в рядовых чинах. Принадлежность к кантонистам дала Слозиным право проживания в Санкт-Петербурге, вне черты оседлости. Семья, по всей видимости, занималась мелкой коммерцией и торговлей.
Дед по матери, Шмай Шмуэлевич Слозин, попал под коммунистические репрессии. Смертельно больной, был выкуплен из лагеря и умер от туберкулеза, не дожив до пятидесяти лет.
Отец поэта, Самуил Генделев (1912—1991), сельский учитель в деревне под Великими Луками, позднее студент ленинградского техникума, в 1941 году был призван в ополчение. Военная служба продолжалась недолго: едва обученный новобранец участвовал в боях с муляжом винтовки или с катушкой провода связи на спине, уже во второй или в третьей атаке поздней осенью 1941 года был тяжело ранен взрывом мины, лишился обеих ног, была повреждена рука и сетчатка глаза.
"Без сознания отец пролежал двое суток измочаленными культями в крошеном льду мартовской Невы. Ледяная вода стянула сосуды – он не истек. Спасли отца часы – на них, дедовский презент, позарились мародеры, они же санитары. Снимая с остатков отца часы, человеколюбивые мародеры обнаружили, что – пульс!.." – писал М. Генделев в незавершенном романе "Великое русское путешествие".
С. М. Генделев был награжден орденами Великой Отечественной войны I и II степени и орденом Красной звезды. Оправившись после ранения, встал на протезы, поступил инженером-технологом на ленинградский завод "Вибратор", где прослужил всю жизнь. Мать поэта, Ася Маевна Слозина (1915-2007), работала химиком-лаборантом на военном заводе штурманских приборов. Семья жила в маленькой двухкомнатной квартире на Черной речке.
В школьные годы Генделев баловался скульптурой, но с гораздо большим увлечением и успехом предавался занятиям боксом. В документальном фильме А. Стефановича "Все мои сыновья" (1967) семнадцатилетний Генделев с солидными роговыми очками на носу рассказывал, что мечтал стать "и историком, и литератором, и журналистом". В конечном счете, "не без влияния" писателя Ю. Германа – автора знаменитой трилогии о врачах – решил посвятить себя медицине. В 1967 году М. Генделев поступил в медицинский институт (ЛСГМИ).
Следует заметить, что выбор был вынужденным: как еврей, Генделев подпадал под негласную советскую "процентную норму" и при всем своем желании не мог надеяться поступить в гуманитарный ВУЗ (тем более что в школе не отличался прилежанием, а семья не располагала необходимыми связями). В поздних интервью М. Генделев признавался, что "врачом стал случайно", а выбор медицинского института определился тем, что его тетка работала там старшим преподавателем кафедры иностранных языков.
Писать стихи Генделев начал в 18 лет, на первом или втором курсе института. В студенческие годы продолжал активно сочинять: написанная с его слов и частично мистифицированная краткая биография перечисляет сборники "Авеля не было", "Книга треф", поэмы "Желтые звезды", "Игра", "Часы", "Отражение", "Факт дождя" и проч. – которые то ли "удачно не сохранились", то ли были уничтожены автором. В конце шестидесятых Генделев также пробовал себя в роли автора бардовских песен, сочинив ряд текстов, которые были положены на музыку Л. Герштейн и Л. Нирманом. Наиболее известен из них "белогвардейский" романс "Ностальгия" ("Корчит тело России от ударов тяжелых подков…").
В 1972 году начинающий поэт был представлен писателю Давиду Дару, покровителю и наставнику неофициальных молодых сочинителей города. Благодаря Д. Дару и будущему заклятому врагу, поэту К. Кузьминскому, Генделев вошел в богемное сообщество молодых поэтов Ленинграда, познакомился с В. Кривулиным, В. Ширали, Б. Куприяновым, Е. Игнатовой, Е. Шварц, Ю. Вознесенской, О. Охапкиным, Е. Вензелем, С. Стратановским и многими другими литераторами.
К середине семидесятых годов стихи Генделева распространяются в самиздате, включаются в подпольные журналы и антологии, он выступает на полуофициальных и неофициальных литературных вечерах; у поэта появляется своя аудитория. Сохранившиеся произведения тех лет, впрочем, демонстрируют родимые пятна общего для младшего поколения ленинградских поэтов "петербургского текста" с его культурной, исторической и городской ностальгией, а также перегруженность библейскими аллюзиями и тяготение к еврейской тематике, подававшейся в популярном ключе.
По позднейшим оценкам поэта, принадлежность к "петербургской школе" и в особенности жесткая критика, принятая в тогдашней поэтической среде по отношению к собратьям по перу, помогла ему овладеть формальной, технической стороной версификации. Несомненно также, что М. Генделев, всегда читавший много и жадно, но беспорядочно и бессистемно, вынес из этого круга общения и значительный культурный багаж.
"В среде андеграунда была чрезвычайно высокая конкуренция… Конкурс на место поэта в Ленинграде того периода был чрезвычайно высок, как и уровень письма. То есть нужно было нечто предложить. Поэтическая традиция была отчетлива, бушевали неоклассицизм, постакмеизм, вспоминались обэриуты. Имели место пристальное внимание к стиху и, скажем так, технологическая широта. Писала тьма народу, быть поэтом было престижно. И поэты были замечательные", – вспоминал он.
Согласно записям Кузьминского, безусловно нуждающимся в проверке, в разные годы Генделев подрабатывал "на лесоповале, санитаром в больнице для душевнобольных, фельдшером на скорой помощи, лит. редактором в газете, в этнографической экспедиции на Севере, фельдшером в психосоматической б-це, грузчиком в Таллиннском порту, художником на стадионе, скульптором в совхозе, почтальоном, ныряльщиком за рапанами, спарринг-партнером, лоточником на Сухумском пляже, режиссером и сценаристом агит-бригады", писал тексты для телевизионных агиток и т.п.
В весьма забавных устных воспоминаниях Генделев повествовал о стажировке в деревне, где водились синие раки (в речку сбрасывал отходы химический комбинат), а в книге записей медпункта красовался диагноз "укус конем".
В 1974 г. поэт женился на Н. Бродоцкой; в этом недолговечном браке родилась дочь Ася. В 1975-1976 годах Генделев работал спортивным врачом в клубе "Буревестник". В 1976 г. он женился на Елене Глуховской, надолго ставшей его поэтической музой и навсегда – ближайшим и преданным другом.
В эти годы постоянный круг общения Генделева составляли друзья юности: Е. Марков, Т. Павлова, О. Егудина, Л. Щеглов, Т. Терехова, М. Коган, А. Рюмкин, А. Земцов, А. Тронь, А. Григорьев, Б. Трахтенберг. Он также тесно общался филологами А. Лавровым и С. Гречишкиным, критиком и переводчиком В. Топоровым, художником А. Белкиным, поэтом и театральным режиссером Н. Беляком, писателем Ю. Гальпериным.
Под влиянием массовой эмиграции в Израиль, начавшейся в первые годы семидесятых, стремление к отъезду постепенно крепло и у Генделева. Сионистских убеждений у него в то время не было. В поздних интервью свой отъезд Генделев мотивировал политическими и эстетическими разногласиями с советской властью и невозможностью разделить ценности, существенные для русского писателя, в частности – ответственность за судьбу страны. Вместе с тем, он не представлял себя и русским писателем в изгнании, считая такую позицию "смешной" для еврея.
Препятствий не чинили – 11 мая 1977 г. Генделев, по собственным словам, вместе с женой "вылетел пулей" из СССР и 19 мая 1977 г. очутился в Израиле. Семья поселилась в Беэр-Шеве, где Генделев работал анестезиологом в больнице "Сорока". В 1978 г. родилась дочь Тали.
Первая израильская и первая официальная публикация Генделева состоялась в № 20 журнала "Сион" (1977 г.), где он напечатал размашистую и крайне незрелую поэму "Диаспора". В 1979 году в издательстве "Москва-Иерусалим" вышла в свет его первая книга "Въезд в Иерусалим", подытожившая эпоху "петербургского" Генделева. Эту раннюю книгу поэт не любил и не только не включал в собрания, но и всячески открещивался от нее, вспоминая лишь затем, чтобы указать на громадное количество опечаток.
Генделев рвался в Иерусалим, и в 1979 г. семья перебралась в Неве-Яаков – в те годы захолустный район на окраине израильской столицы. В конце 1979 - начале 1980 гг. Генделев прошел четырехмесячную подготовку в израильской армии и был выпущен офицером медслужбы. Но, если в первые израильские годы Генделев еще мыслил себя врачом и строил планы поступить в интернатуру, то теперь в нем зрело решение отказаться от медицинской карьеры и избрать поэтический путь со всеми вытекающими последствиями.
Началось время безработицы, перемежавшееся случайными заработками в виде "шмиры" – охраны стройплощадок, офисов и т.п., через которую прошли многие и многие иммигранты.
На литературном фронте дела складывались куда удачней. В Израиле Генделев нашел поэтического наставника в лице блестящего петербургского поэта Анри Волохонского, с конца 1973 г. жившего в Тверии (Тивериаде). Глубоким влиянием Волохонского отмечена вторая книга Генделева "Послания к лемурам", вышедшая в иерусалимском издательстве "Лексикон" в 1981 г. (худ. М. Байер, тираж 750 экз., включая 100 подписных).
В беседах с Волохонским, эссеисткой М. Каганской, прозаиками Л. Меламидом и Ю. Милославским и другими литераторами вызревала и оттачивалась концепция особой "израильской литературы на русском языке". Основные положения ее сводились к утверждению, что в условиях Израиля возникает новая литература, равно независимая и от "метрополии", понимаемой как Россия и русская литература, и от русской эмиграции. Это литература измененной "семантики и сюжетики", занятая "небывалыми в русской литературе темами" – литература, которую питают живые смыслы новой, израильской экзистенции.
В разные годы, помимо перечисленных, по ведомству этой литературы числились (или причислялись) такие авторы, как Л. Гиршович, Ю. Шмуклер, А. Верник, И. Бокштейн, Э. Люксембург, Я. Цигельман, К. Тынтарев, С. Шенбрунн, А. Гольдштейн, И. Малер, Г.-Д. Зингер, А. Бараш, М. Король, В. Тарасов, Д. Кудрявцев, А. Горенко, литературоведы М. Вайскопф и З. Бар-Селла, ряд журналистов, критиков и переводчиков, группировавшихся вокруг журнала "Двадцать два" (ред. Р. Нудельман) и др.
Однако эти новые голоса зачастую встречались в штыки как "ура-сионистами", так и литераторами, унесшими в эмиграцию вполне советское представление о целях и средствах литературы. В русскоязычных газетах публиковались постановления о борьбе с "антинациональным и антисионистским течением небольшой группы модернистов"; в то же время, в среде израильского культурного истеблишмента муссировалась вечная тема "русского гетто". Так, уже в 1979 г. Генделеву, наряду с другими литераторами, пришлось вступить в резкую полемику с печально известной журналистской Р. Рабинович-Пелед, опубликовавшей в одной из ведущих израильских газет пасквиль под названием "Коньяк и разврат в Москве, гашиш и депрессия в Иерусалиме".
В начале 1980-х гг. в соавторстве с П. Криксуновым Генделев начал переводить великих еврейских поэтов XI—XIV веков, живших в Испании, в первую очередь Шломо ибн-Габироля (Гвироля). Переводились и отдельные произведения аль-Харизи, ибн-Эзры, Иехуды Галеви (Халеви), Шмуэля ха-Нагида.
Переводил Генделев также стихотворения современных поэтов – Д. Цалки и классика израильской литературы Хаима Гури, с которым состоял в многолетних дружеских отношениях. В целом, однако, Генделев сохранял самое нелицеприятное мнение об этой литературе (с которой был знаком главным образом по переводам). Наиболее сильным литературным впечатлением восьмидесятых стал для него Х. Л. Борхес, которого поэт определил как "взрыв в сознании".
В июне 1982 года врач-резервист Генделев был призван в действующую армию в связи с началом Ливанской кампании (операция "Мир Галилее", переросшая в затяжную войну на территории южного и горного Ливана). В качестве военного врача он участвовал во взятии и оккупации городов Дамура и Сидона, операциях в районе гористого массива Шуф и озера Караун.
Определяющими событиями войны для поэта явились морской десант и ночной бросок через апельсиновые плантации на Дамур, штурм бейрутского порта и резня, учиненная ливанскими фалангистами в лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила.
Поэтические отголоски этих впечатлений обнаруживаются во многих текстах Генделева и прежде всего в книге "Стихотворения Михаила Генделева", вышедшей в 1984 г. в издательстве "Лексикон" (худ. Г. Блюгер, тираж 1000 экз., включая 100 экз. на тонированной бумаге, пронумерованных и подписанных автором; два дополнительных завода по 1000 экз. в 1985 и 1988 гг.).
Появление книги, именовавшейся поэтом и его друзьями "черной" по цвету обложки, было воспринято соратниками Генделева как значительное литературное событие и выдвинуло автора в первые ряды израильских литераторов. Отъезд А. Волохонского из Израиля в 1985 г. дал ему возможность с полным правом претендовать на вакантное место "первого русскоязычного поэта" страны. Главное же состояло в том, что эта книга ознаменовала переворот в поэтическом сознании Генделева, который в пустотном эмигрантском существовании наконец нашел реалии "почвы и судьбы" или, по собственной формуле, "войны, любви и смерти".
Весной 1983 г. Генделев развелся с женой и купил "под ключ" (с фиксированной помесячной оплатой) крошечную двухкомнатную квартирку на улице Бен-Гиллель, 8, в центре Иерусалима, куда и въехал 3 июля 1983 г. Это жилище под крышей, которое Генделев немедленно окрестил "мансардой" и неоднократно перестраивал, стало центром богемной, артистической и литературной жизни города – поэт умел быть радушным и обаятельным хозяином и обладал великим талантом объединять самых разных людей.
Перечислить всех, кто бывал в генделевской "мансарде", попросту невозможно, как невозможно перечислить всех петербургских, израильских и позднее московских друзей Генделева или его любовные увлечения. К сожалению, недостаток места заставляет нас приводить в этом очерке в основном литературные имена, хотя среди ближайших друзей Генделева и постоянных посетителей "мансарды" были не только поэты и писатели, но и программисты, ювелиры, актеры, художники, журналисты, бизнесмены и просто авантюристы без определенных профессий.
В 1984-86 годах поэт долгое время жил в фантастическом арабском доме в Яффо с художницей И. Рейхваргер (Раухвергер), погибшей в 2001 г., общался с тель-авивской артистической и литературной богемой. Тексты этого периода собраны в книге "Праздник", вышедшей в 1993 г. в иерусалимском издательстве "Элия Капитолина" (тираж 1500 экз., дизайн "Modern Graphiса", фот. С. Синельникова).
Финансовое положение Генделева в середине 1980-х годов оставляло желать лучшего: проработав некоторое время спортивным врачом в иерусалимской YMCA и врачом при Израильской футбольной ассоциации, он окончательно оставил занятия медициной, перебивался случайными литературными или книжными заработками и благотворительностью друзей, часто уходил на резервную службу в армию (в последний раз был призван на военные сборы в 1992 г.).
Литературная ситуация также казалась тупиковой – с 1979 г. иммиграция из СССР была фактически пресечена, приехавшие варились в собственном соку, читателей становилось все меньше. Иллюзии культурного взаимообмена развеялись: за вычетом людей, нашедших пропитание у официозных кормушек, Израиль отторгал "русский" культурный анклав и не желал поддерживать его существование, предлагая на выбор абсорбцию или изоляцию.
Хотя Генделев бодрился, утверждая, что видит свое существование как "литературное приключение, творческое путешествие" и может прожить с горсткой читателей (а то и вовсе без них), он вынужден был признать, что "никаких контактов с израильской культурой у нас нет. Не в ‘потребительском’ смысле – потреблять ее мы при желании можем. Но конвергенции, но обмена нет… От них к нам что-то проходит, от нас к ним – практически ничего".
Буквальным спасением стала политическая перестройка в СССР. Постепенно начали налаживаться культурные связи, в Израиль хлынул ручеек новых иммигрантов, превратившийся к концу десятилетия в бурный поток, появились новые периодические издания, книжные магазины. Новые лица (А. Гольдштейн, Е. Игнатова, А. Бренер, К. Капович, В. Панэ, А. Носик, Д. Кудрявцев, А. Карив, А. Горенко, В. Орел, Е. Штейнер и многие другие) обогатили литературный ландшафт Иерусалима и Тель-Авива.
В 1987 году Генделев стал одним из первых "русских" израильтян, посетивших СССР; впечатления от поездки легли в основу писавшегося в 1988-1989 гг. романа "Великое русское путешествие". Первый том романа вышел в издательстве "Текст" (М., 1993, дизайн Modern Graphica, фот. Б. Яникова) с послесловиями В. Аксенова и М. Вайскопфа. Заметим, что свою прозу Генделев считал "хлестаковской" и говорил, что в ней "скорее наличествует удаль, которую многие непросвещенные читатели опрометчиво принимают за стиль. На самом деле эта лихость и бравур изложения – изложения с разбегу – проистекает оттого, что страшно заглянуть в строчку и понять, что же ты накатал".
В 1988-1994 гг. Генделев неоднократно ездил в СССР (позднее РФ и страны СНГ) с лекциями и литературными вечерами; большая часть поездок была связана с гуманитарными и аналитическими проектами Еврейского агентства, "Израильского культурного фонда" или организации "Натив" ("Бюро по связям с восточно-европейским еврейством" при канцелярии главы правительства Израиля), в то время еще остававшейся засекреченной.
В ходе этих поездок и встреч в Израиле М. Генделев познакомился с писателями и поэтами Москвы и Петербурга – Г. Айги, В. Вишневским, А. Вознесенским, В. Ерофеевым, Г. Сапгиром, И. Холиным, Б. Окуджавой, Д. Приговым, Е. Поповым, Е. Рейном, Л. Рубинштейном, Т. Кибировым, И. Иртеньевым, Н. Искренко, А. Кабаковым, В. Пьецухом и многими другими (с Венедиктом Ерофеевым и Генрихом Сапгиром он поддерживал тесные дружеские отношения вплоть до смерти этих литераторов). В числе российских собеседников Генделева были и журналисты, и критики, и политтехнологи, и политики.
Первые встречи Генделева с российскими читателями, надо признать, характеризовались известным недоумением – прежде всего вызванным его позицией "пишущего по-русски" израильтянина. В нем часто видели лишь певца экзотических реалий и незнакомого военного опыта, своего рода "израильского Киплинга".
Другие поездки Генделева восьмидесятых годов были связаны с Европой и США; он участвовал в международных поэтических фестивалях, познакомился или возобновил знакомство с В. Максимовым, В. Марамзиным, В. Аксеновым, А. Лосевым, А. Хвостенко, В. Некрасовым, Б. Парамоновым, Ю. Алешковским, А. Синявским, Ч. Милошем, С. Беллоу; в 1988 г. прочел в США так называемую "кембриджскую лекцию", где изложил и обосновал принципы собственной поэтики, включая принцип записи текста в виде "бабочки".
В 1991 г. Генделев стал одним из основателей и президентом Иерусалимского литературного клуба, образованного в марте этого года. Клуб объединял прозаиков, филологов, переводчиков и эссеистов. С 1991 г. начал работать культурным и политическим обозревателем, а также колумнистом в ведущих русскоязычных израильских газетах — "Время", позднее — "Вести", собравших под руководством Э. Кузнецова цвет журналистики и русскоязычной литературы Израиля. С 1991 по 1996 год Генделев опубликовал в этих изданиях сотни статей, эссе, фельетонов, путевых заметок, отрывков прозы из задуманного продолжения "Великого русского путешествия". Из популярных у читателя еженедельных кулинарных полос сформировалась книга иронических эссе о кулинарии, вышедшая в Москве в 2006 г. в издательстве "Время" под названием
"Книга о вкусной и нездорой пище, или еда русских в Израиле: Ученые записки ‘Общества чистых тарелок’" *(тираж 2000 экз., худ. В. Калныньш, предисловие А. Макаревича).
В 1993 году Генделев получил премию фонда Р. Эттингер за достижения в области литературы, а в 1995 году премию Я. Цабана (премия министерства абсорбции) в номинации "поэзия" — в те времена высшие израильские литературные премии для литераторов-иммигрантов, пишущих на родных языках.
В 1996 году в издательстве "Альфабет" в Иерусалиме вышла книга "Избранное" (тираж 1500 экз., дизайн Л. Зайдель, фот. М. Левита). В 1997 г. Генделев одновременно "выстрелил" книгами "В садах Аллаха" и "Царь", над которыми работал с 1995 г. Дуплет вышел в Иерусалиме под марками издательств "Верба" и "Альфабет" (дизайн А. Резницкого и Ю. Вайса, фот. М. Левита, тираж 1000 экз. каждая). В этих книгах любовная лирика соседствовала с эсхатологическими ожиданиями, реминисценциями прошлой и провидением будущей Катастрофы, мотивами диалога-обвинения Всевышнему, характерными для поэтики зрелого Генделева.
В 1997-1998 гг. совместно с иерусалимским поэтом и бардом О. Шмаковым и И. Долгиной Генделев осуществил музыкально-поэтический проект "Другое небо" — композицию из 20 песен-пьес на свои стихи.
Журналистская карьера Генделева завершилась в 1996 г., когда он вошел в группу копирайтеров "русского штаба" предвыборной кампании Б. Нетаниягу (ставшего в итоге премьер-министром). С этого момента основным и главным источником дохода для него стала политическая аналитика и пиар-технологии. В 1999 году Генделев успешно работал в том же статусе в предвыборном штабе русской партии Н. Щаранского.
Между тем, поэтическая деятельность М. Генделева резко пошла на убыль. В 1997 году он начал работать над книгой стихов "Уроки симметрии" и масштабным автобиографическим романом в стихах "Жизнеописание, составленное им самим". Однако "стоглавный" роман, смутивший автора "лихостью и скоростью движения текста", не продвинулся дальше 20-й главы, затем был утрачен (позднее Генделеву удалось восстановить 13 глав). В январе 1998 г. и вовсе наступил период поэтического молчания, продолжавшийся около пяти лет.
Осенью 1999 по приглашению олигарха Б. Березовского Генделев приехал в Москву и в качестве политтехнолога-консультанта принял участие в разработке проекта "Единство". С тех пор он жил в основном в Москве, занимаясь политической аналитикой и различными проектами, связанными, главным образом, с Б. Березовским. В Москве же он познакомился со своей последней женой Н. Коноплевой, поддерживал разнообразные дружеские и деловые связи и держал открытый дом, в котором появился нежно любимый кот – вислоухий шотландец Васенька.
Генделев оказался в парадоксальном положении двойного отчуждения – положении обитающего в Москве израильского поэта, пишущего по-русски. Самого поэта, тем не менее, положение это не слишком беспокоило: он был слишком увлечен новообретенной финансовой состоятельностью и возможностью наконец-то жить на широкую ногу.
В 2000 году в тель-авивском издательстве "ха-Киббуц ха-Меухад" вышла книга стихотворений и поэм "Хаг" ("Праздник") в переводе на иврит П. Криксунова. В том же году состояние здоровья Генделева существенно ухудшилось: он уехал в Швейцарию, где в клинике Сесиль в Лозанне лечился от бронхиальной астмы, позднее перешедшей в эмфизему легких. Несмотря на болезнь, он продолжал путешествовать по Западной Европе и российским провинциям.
В 2003 г. в московском издательстве "Время" вышла книга "Неполное собрание сочинений" (тираж 2000 экз., худ. В. Калныньш, предисловие М. Вайскопфа, фот. Т. Танатаровой, Д. Дектора, М. Левита и др.). В "Неполное собрание" автор включил все изданные до тех пор поэтические книги и, как отдельные разделы – неизданные "Уроки симметрии" и восстановленное "Жизнеописание".
Книга, очевидно, задумывалась как итоговая. В послесловии, напоминавшем поэтическое завещание, Генделев провозглашал: "Я не считаю себя русским поэтом ни по крови, ни по вере, ни по военной, ни по гражданской биографии, ни по опыту, ни по эстетическим переживаниям… Я поэт израильский, русскоязычный. А человек – еврейский. Причем сообщаю я это безо всякой гордости, без скандирования. Но и без горечи и сожаления. Как анкетные данные в предбаннике Страшного суда". Мало того, автор фактически декларировал в ней отказ от поэтического творчества, заявляя, что с 1998 г. "потерял всяческий интерес" к своим стихам и поэмам.
Смелая декларация была перечеркнута уже в 2004 г., когда Генделев выпустил в московско-иерусалимском издательстве "Гешарим – Мосты культуры" новую и очень сильную книгу стихотворений и поэм "Легкая музыка" (тираж 1000 экз., худ. А. Даниэль, послесловие М. Каганской, фот. Д. Дектора). В 2006 г. за ней последовала изданная "Временем" книга "Из русской поэзии" (тираж 1000 экз., худ. В. Чирков, послесловие М. Эдельштейна, фот. Н. Голубь). Последней книгой Генделева стал выпущенный этим же издательством в 2008 г. сборник "Любовь, война и смерть в воспоминаниях современника" (тираж 1000 экз., худ. В. Калныньш, фотографии Н. Голубь, Д. Дектора, А. Цыпина, А. Ревазова). Он включал книги "Легкая музыка", "Из русской поэзии" и не издававшуюся отдельно поэтическую книгу "Памяти Пушкина".
В том же году фирмой Sintez Records был выпущен компакт-диск Генделева "Записки военного энтомолога" (оформл. Н. Макаревич, В. Елизарова, фотографии Н. Голубь, Дж. Стуфера) – авторское чтение стихов.
К тому времени болезнь заставила Генделева перебраться в Иерусалим. Его состояние все ухудшалось, несмотря на перенесенную операцию по резекции верхушек легких. К себе в "мансарду" по крутой лестнице подниматься он уже был не в состоянии. Снял квартиру на бульваре Бен-Маймон в старинном районе Рехавия, передвигался все чаще на электрической инвалидной коляске. Неисправимый жизнелюб, Генделев и здесь находил источник веселья – он с лихими поворотами и гиканьем гонял на коляске по иерусалимским улицам, напялив ковбойскую шляпу, колониальный шлем или котелок "под костюм" и галстук-бабочку.
В июне 2008 г. у Генделева и Н. Коноплевой родилась в Иерусалиме дочь Серафима.
Несомненно, Генделев смог так долго бороться с болезнью исключительно благодаря своей неизбывной витальности и бескорыстной духовной и материальной помощи многочисленных друзей. Но теперь единственной надеждой оставалась пересадка легких. В феврале 2009 г., незадолго до операции, Генделев написал свое последнее стихотворение под названием "Первая баллада бульвара Бен-Маймон". 10 февраля около 8 вечера раздался звонок из больницы – есть донор. Решать следовало немедленно – и Генделев решился.
В ночь на 30 марта 2009 года Михаил Генделев умер в больнице Бейлинсон под Петах-Тиквой: ослабленное пересадкой и послеоперационной инфекцией тело прекратило борьбу, от которой отказался и разум. За несколько часов до смерти он сложил из карточек-букв (говорить не мог из-за трубки в горле) слова "не могу" и попросил поставить на маленьком проигрывателе диск со своими стихами.
Поэт был похоронен на кладбище Гиват-Шауль в Иерусалиме. На дворе стоял "весенний месяц нисан", что Генделев наверняка сопроводил был кривой ухмылкой: пафос покойник не жаловал. -
информация с сайта писателя[
http://gendelev.org ]
*[
