Людмила Винникова - Маньяк является в дождь [1993, DOC, RUS] Книга о знаменитом российском преступнике Чикатило

Весной там цвели яблоневые сады, и розовато-белые деревья, будто невесты, выстраивались вдаль дороги. На­верное, потому и называлось село Яблочным. Но в его памяти остались не эти картины.
– Чикатило, что вы можете рассказать о своем детстве? – спросил судья, и непорочное слово «детство», адресован­ное этому человеку, прозвучало неестественно и странно.
И ответ последовал странный:
– Я помню трупы на дорогах и кровь. По нашему селу тоже прошла война.
Он замолчал, вновь вспоминая не цветущие яблоневые сады, а трупы на дорогах.
– Я смотрел на них и не мог оторваться, – наконец произнес он, голос его задрожал.
Может, тогда зарождалась болезнь, плоды которой вызрели через десятки лет?
Вид крови пугал, притягивал, и Андрей, как заколдован­ный, стоял на месте. Потом убегал и снова возвращался. Казалось, кто-то шептал:
– Стой, смотри.
Страх уходил. И нарастало какое-то неведомое влеку­щее чувство, будто дьявол, вселившись в мальчишку, лико­вал на кровавом празднике.
Чикатило вспоминал детство.
…Мимо медленно, подпрыгивая на ухабах, проехала телега. И Андрей увидел лежащего в ней человека. Без головы. Он лежал, вздрагивая вместе с телегой, и казалось, готовый спрыгнуть и бежать по селу. Было или не было? Может, больная фантазия подсудимого рисовала эти сце­ны?
– Было, – утверждал в суде Чикатило. – А в голодные годы брата моего старшего Стёпу, растерзали люди и съели.
Казалось, картины ужасов он мог рисовать бесконечно.
– Батька из немецкого плена вернулся и помер, – вспоминал Чикатило. – Ну что еще? Ничего хорошего не было.
Так он воспринимал окружающий мир. Таким запомнилось ему детство.
А в Яблочном цвели сады.
Рос мальчишка нелюдимый и злой на мир, который казалось, его отвергал.
– Очкарик! – кричали одноклассники.
Оп зло смотрел на своих обидчиков и плакал. Потом снял очки, выбросил и не надевал до тридцати лет.
Но дело было вовсе не в очках, а в нем самом. Он не понимал, почему боялся и сторонился своих сверстников. Они были не такие. И Чикатило и душе завидовал им и ненавидел их. Единственным утешением были пятерки и дневнике. Они возвышали его в собственных глазах, открывали дорогу в будущее, которое он связывал с далекой и манящей Москвой.
А в Яблочном снова цвели сады. Водили хороводы парубки и девчата, влюблялись. За этой неведомой жизнью тайком наблюдал Чикатило.
Иногда он, будто зверь, шел по следу чужой любви и, притаившись, слушал чьи-то пылкие признания, от которых кружилась голова.
Он чувствовал, что в его собственной жизни такого не будет. И когда девчонки садились рядом, он вскакивал и уходил.
Вдогонку слышался смех.
– Отчего на Чикатило дурь такая накатила? – услышал он случайно частушку.
Девчонка, исполнявшая ее, кокетливо поводила обна­женными плечами.
Издали наблюдая за пей, Чикатило задыхался от гнева и не мог отвести жаждущего взгляда. Его влекло к ней. Несовместимые крайности, соединяясь вместе, рождали уродливый гибрид.
Интимная близость, о которой мечтал Чикатило, пугала и манила.
Случай представился неожиданно. Андрей был дома один, когда к его сестре пришла подруга.
– А Тани нет, – хотел сказать он, но почему-то промол­чал. Он посмотрел на девчонку, и внезапное волнение овла­дело им. Из-под короткого платья выглядывали кружева. Он кинулся к ней, повалил на пол… И вдруг понял, что не сможет овладеть ею. Наслаждения близости ему недоступ­ны.
Потом были еще короткие романы, недолгие встречи, жажда любви. И позор бессилия.